Дм. Мережковский, «Воскресшие боги. Леонардо да Винчи» 3

/2009, 2016-18 доп./

О да, эта книга – явно из того самого волшебного Серебряного века, Русского Возрождения, где люди еще более стремились к невозможному! Итальянцам было что возрождать, а нам – только вперед.

За это их люблю. И плевать, что на самом деле двоения и сомнения Джованни, скука Кассандры, даже самая погода – не из того века и места. И пусть не из того, а из нашего – за это и люблю. А как же было на самом деле у них – теперь мы не можем знать. Но все же кое-что в духе той эпохи Мережковский по-любому уловил – остались же их картины, книги, архитектура… Да и в Леонардо – и от него много чего осталось. Уж в Леонардо двойственность налицо.

Хм… «Отрекаюсь…» Знаешь ли, от чего, и знаешь ли, во имя чего? Христос – это не что иное, как полнота всего. И Он вовсе не заповедал отрекаться от «змеиной» мудрости, а сочетать ее с простотой Божественного познания, просветлять ее светом – Единым смыслом.

Нет, но эпоха Возрождения описана лихо – взять хотя бы семейку БорджиаJ Как это всё в них уживалось?J Воистину сатана в церкви Божьей – как еще назвать? Но что обидно – грехов всегда у всех было много, но тогда творили, а сейчас?.. И сейчас творят, а грешат поменьше и не так нагло

Что самое ценное в Мережковском, по крайней мере, в этом произведении – у него нет указки. Он показывает – было так и так. Прийти к фанатику Савонароле – значило спасти душу. Потом показывает, как они понимали это самое спасение – и становится жутко. Но с другой стороны, люди, несогласные с ним – где у них что? Где истина, где заблуждение в Леонардо? Копай сам и решай, что христианство, а что - нет. Но есть в Савонароле то, что я бесспорно уважаю: «Посмотрим, он меня или я его отлучу от церкви!» «церковь Божия, убитая вами…» - да, за обличение элементарных грехов и за дерзость – я его уважаю. Он не боялся.

И снова мы видим удивительное католическое чувство влюбленности в Христа…

Венера Боттичелли…

Вроде и фигура рыхлая, и лицо глуповатое – а нравится, не могу! Нравится именно соединение языческой прелести с христианской грустью. Положение фигуры легкое, неустойчивое, колеблющееся, и неземная печаль в лице – такого в древности не было и быть не могло. Тело – едва ли «дышит соблазном греха», а излучает очень тонкую, неземную чувственность. И что эти господа разумели под «грехом»?:) Да глядя на нее, плакать хочется от духовного восторга! Никто так больше не написал Венеру!

"Лицо богини казалось Джованни знакомым. Он долго смотрел на нее и вдруг вспомнил, что такое же точно лицо, такие же детские очи, как будто заплаканные, такие же невинные губы, с выражением неземной печали, он видел на другой картине того же Сандро Боттичелли -- у Матери Господа.

Невыразимое смущение наполнило душу его. Он потупил глаза и ушел из виллы.

Спускаясь во Флоренцию по узкому переулку, заметил в углублении стены ветхое Распятие, встал перед ним на колени и начал молиться, чтобы отогнать искушение. За стеною в саду, должно быть, под сенью тех же роз, прозвучала мандолина; кто-то вскрикнул, чей-то голос произнес пугливым шепотом: -- Нет, нет, оставь...

-- Милая,-- ответил другой голос,-- любовь, любовь моя! Amore!

Лютня упала, струны зазвенели, и послышался звук поцелуя.

Джованни вскочил, повторяя: Gesu! Gesu!--и не смея прибавить -- Amore.

-- И здесь,-- подумал он,-- здесь -- она. В лице Мадонны, в словах святого гимна, в благоухании роз, осеняющих Распятие!..

(Данте Габриэль Россетти, Venus Verticordia...)

Закрыл лицо руками и стал уходить, как будто убегая от невидимой погони.

Вернувшись в обитель, пошел к Савонароле и рассказал ему все. Приор дал обычный совет бороться с дьяволом оружием поста и молитвы. Когда же послушник хотел объяснить, что не дьявол любострастия плотского искушает его, а демон духовной языческой прелести,-- монах не понял, сперва удивился, потом заметил строго, что в ложных богах нет ничего, кроме нечистой похоти и гордыни, которые всегда безобразны, ибо красота заключается только в христианских добродетелях.

Джованни ушел от него неутешенный."

Юноша бежит от соблазна «земной» любви, но везде натыкается на «небесную», которая не слишком-то от нее отличается)) Действительно, куда без нее? Как без нее? Должен ведь дух соединиться с материей, а не отлететь от нее. (Сцена в саду, Amore – Господи, как же хорошо всё начинается и куда оно потом ухает…)

«Он не понял» - вечно они ничего не понимают. Как часто я была на месте Джованни, сколько же таких Савонарол! (без такой силы и дерзости, разумеется) Как часто и я уходила неутешенной… Ну, часто, не часто, а пары раз мне хватило, чтобы осознать – а они и не могут, не имеют права мыслить иначе. По должности не положено.

«Демон духовной языческой прелести» - с определенной долей духа христианского! А до последней тайны сердца Леонардо Джованни так и не добрался, да и Мережковский врать не стал, что добрался. Всё на наше усмотрение.

«Богиня земной любви с неземной печалью в глазах» - есть чему печалиться…

«знойное ложе» - «смерть». Снова любовь и смерть…

Но когда я прочитала слова «священное воинство детей-инквизиторов» - мне реально поплохело. Причем становилось всё хуже и хуже, пока не появился Леонардо и не вывел Джованни из толпы. А с другой стороны, послушаешь причитания старших да звуки оплеух, почувствуешь семейный гнет (обычно – жестокость отца и причитания матери) – и снова убеждаешься, что хрен редьки не слаще. Но есть же другие овощи.

Вот как весело можно истолковать Евангелие, приняв частичную истину за абсолютную… Савонарола, на первый взгляд, совершенно в евангельском духе, переворачивает порядок мира сего – последние становятся первыми, дети, «чистые сердцем», становятся полицией нравов – врываются в дома и решают, какие вещи являются роскошью и подлежат сожжению. Но это примерно такой перевертыш, который случился в революцию 17 года… Что традиционная семья, где детей не считают людьми и могут обращаться с ними как угодно, что такой вот беспредел, произвол, насилие бывших «последних» и уничтожение красоты – одинаково чужды Евангелию.

Да, ребята, вы правы – безумие со всех сторон. Вы-то едва ли лучше.

И как трогательны люди, пытающиеся защитить дорогое им искусство, великие сокровища духа… И как описан «восторг разрушения»… Но вот словечко моего духа: «Да знаете ли вы… что каждый стих этого поэта – большая святыня перед Богом, чем все пророчества вашего полоумного Джироламо!» 100%

Боже, костер из всего такого ценного и необходимого… Разве не отвратительно – общество без искусства, красивых вещей, с неухожеными людьми?.. И не рассказывайте, что это и есть христианское общество. Это какая-то толпа черни, безумной, неизвестно зачем живущей, бессмысленно плодящейся и коптящей небо… Ну нет.

«Чем больше чувства, тем больше муки» - оттого и давишь, давишь их… Результат – короста или содранная кожа. Или не чувствуешь ничего, или чувствуешь слишком остро, и чаще – страдание.[1]

Герцог – попросту дрянь. Одно его отношение к женщинам чего стоит.

Даже быт описан очень интересно.

Платоническая любовь… Да черт знает. В таком виде – да, смешно. И в принципе я не согласна. Вся жизнь того же Петрарки была поруганием этой «небесной любви». Данте немногим лучше. Вообще – не то, ибо неполно. А с другой стороны – законы человеческие, самые слова «муж» и «жена» - действительно, грубые. Ну, на чей вкусJ А семья – и вовсе смерть.

Всё же любопытно – как в них это уживалось? Как куртизанка могла выводить «любовь моя чиста, как крылья серафимов»?.. Как, как – ну спрос был на такое. Не самый худший вариант, кстати.

(Гюстав Моро, "Единороги")

А трюк куртизанки придворной с поцелуем?.. Ну люди вообще всякие выверты с моралью придумывают – и это не новость)

Жаль придворного поэта… Да им что, реально дров было жалко?! Обслуживает тебя человек – будь добр, плати достойно.

«Золотой век» - без комментариев. «Прекрасная аллегория», мать вашу… Сами аллегорией побывать не желаете?! А что ж так?!

Очень сильная сцена с герцогом и двумя его любовницами. Такое наверчено… Как это показано – слов нет! Какая правда и какая ирония! Меня всегда раздражали ангелы, похожие на купидонов. А они еще и «играли орудиями страстей Господних».

Вообще гениально: «Лукреция закрыла лицо руками… И маленькие древние боги, слушая стихи Петрарки – песню новой небесной любви – хохотали как безумные.»

И ведь было над чем! Одна из самых сильных сцен! Я даже не знаю, как назвать такое вот, прикрытое «небесной любовью». Я не понимаю, куда смотрела церковь, кого учила нравственности, кого пугала адом. Впрочем, понимаю, но жутко не согласна. Они ведь все вроде исповедовались… И как??? Меня сейчас гораздо больше волнует вопрос добровольности, даже для нашего времени весьма проблематичный. У дяди две любовницы одновременно – ну и на здоровье, если всех это устраивает. Так ведь женщин никто и не спрашивал, вот в чем подлинный ужас ситуации… Насилие – вот реальная проблема.

«Как мало он знал, как много он сделал!»

«Или… надо быть зрячим, чтобы знать, слепым, чтобы делать?..» А возможно.

Про бойню в монастыре – совсем весело.

«Леонардо молчал. Лицо его было тихо и грустно. Он видел свое одиночество среди этих людей, считающих себя служителями знания; видел непереступимую бездну, отделяющую его от них, и чувствовал досаду не на противников, а на себя, за то, что еще раз, наперекор бесчисленным опытам, соблазнился надеждою, будто бы достаточно открыть людям истину, чтобы они ее приняли.»

«Украшаясь чужими делами, не хотите вы мне оставить плода моих собственных.»

Эх, родной образ гения: в быту совершенно беспомощен. Не знаю, именно такие люди мне нравятся.

«Необходимость – вечная Наставница.» Нет.

---

[1] Итак, я всю сознательную жизнь занималась внутренним селфхармом. После этого решительно нечего удивляться теперешнему состоянию. Жаль только, что никто не рассказал дружески, что можно и по-другому... сама, всё сама, до всего дохожу сама, петляя и обдирая всё, что можно и нельзя. Надоело. Впрочем, нельзя забывать, что жизнь была так себе, я не мазохистка, еще раз говорю.