blackmoon3712

«Наездникам для размышления» - замечательная притча. Это о ничтожестве и тщете земных побед вообще. И написано очень хорошо. Особенно это: «А под конец с нахмурившегося неба вообще начинает капать дождь…» Так художественно-депрессивно…

«Окно на улицу» - это ведь он явно о себе, тут же его представляешь, и эти лошади с повозками, и окно – будто перед тобой…

«Деревья» - обалденная притча. Выпишу полностью: «Ведь мы – словно бревна на снегу. Кажется, что они лежат на скользком насте и их можно легким толчком отодвинуть. Нет, нельзя, потому что они крепко связаны с землей. Но смотри-ка, даже и это – только кажется.»

У Кафки нет никаких основ, нет земли под ногами, всё как-то перемешивается и развоплощается, нет ничего прочного – и это отражает действительное состояние мира. Нет ничего настоящего и несомненного. Старое исчезает, прочного нового еще не появилось – это само собой. Но всё гораздо сложнее, т.к. нужно найти основы, которые лучше прежних, не такие же - относительные, возведенные в абсолют, сомнительные и насильственно-несомненные. Нет, дело явно к концу идет. Мы проходим через такое чистилище, где сгорает всё относительное, мы прошли (и проходим) через слишком глубокие сомнения, чтобы удовольствоваться вновь чем-то средним… Сейчас мир распался на части¸ и они довольно забавно вращаются, всё-всё, старое и новое, плохое и хорошее, и притом всё чудовищно перемешано. Простое доказательство: приведите мне какую-нибудь неоспоримую истину, основополагающую, основу жизни и морали, с которой согласятся все или хотя бы значительное большинство. Если и приведете, она будет явно отрицательная, а не положительная. Не про то, что делать, а про то, чего не делать - так и то хорошо. Хорошо бы. Нет такой основы, с которой кто-нибудь бы не спорил и не был бы отчасти прав. Хм.. Главное, сейчас и спорить можно свободно. Хм… Тогда я нехило так прочувствовала постмодерн. Я еще не знала, что свобода в моей стране кончается, да ее и не было почти. И я была в растерянности перед множеством "истин". Теперь, к счастью, собственная система морали вырисовывается. Она - христианская, гуманистическая, персоналистская, творческая, феминистская, агендерная, ненасильственная (но и довольно строгая в основах), отчасти левая, отчасти либеральная. А впрочем, это едва ли система. Это моральное чувство. И сами принципы - от сердца, а уже потом ум их обосновывает. Да так у многих, другое дело, что признаваться в этом "стыдно". Ну как же, разум постановили считать "мужским" началом, а сердце - "женским", а что "мужское", то и престижное, и почетное, "женское" - напротив, презренное и второсортное. Несомненно, все эти сортировки по гендеру с иерархиями - бред сивой кобылы, но, увы, живучий. Утешает только то, что культурные установки можно менять.

«Приговор» - эффектно, но я ничего не поняла. Но явно про страх перед родительской фигурой. И этот страх чаще всего оправдан.

«Описание борьбы» - чистый сюр, совсем ничерта не понятно. Такое смешение реальности и бреда сильно напрягает. Темы в основном те же самые, психологические выверты. А вот это правда: «они надеются провести счастливый вечер, уже потому радуются будущей жизни» - а жизнь обязательно подложит свинью. Но перемена: рассказчик понимает, что не женщину «компрометирует», а глупость мужчины показывает, понимает, что это глупо и «позор» - не ее, а его, в данном случае. Вот это положительный сдвиг! Интересно, что с одной стороны, он вроде как управляет своей фантазией, но временами и теряет контроль – человек не властен даже в своем сне… Снова зависимость от общества даже в мелочах… Но вот что отлично: «Гора, я не люблю тебя, потому что ты напоминаешь мне о легких облаках, о вечной заре, об уходящем ввысь небе – а это всё такие вещи, которые доводят меня почти до слез, ибо их никогда не достигнешь, если тебя несут на маленьких носилках. Но, показывая мне всё это, ты, коварная гора, закрываешь мне радостную перспективу, к которой развертываются красивые виды того, что для меня достижимо.» Ясно, о чем. Эх... тут ведь целая трагедия... увлечение "горним" нередко доводит до депрессии, но сплошная равнина, сколь угодно красивая и благополучная - скучна. Мне надо и то, и это. Не понимаю, как это возможно, но надо. Впрочем, ведь по сути - христианство об этом, о невозможном, о том, что земля поднимается к небу, а небо приближается к земле... ну или Третий Завет.

Вот что еще тут важно, эта же тема и в «Пассажире»: «Я стою на площадке трамвайного вагона, и я в полной неуверенности относительно моего положения в этом мире, в этом городе и в моей семье» - не могу обосновать свое существование! Но не совсем ясно - обосновать что? Факт существования, или его смысл, или что? А может, и то, и другое... И вот тут та же тема: «Не было у меня в жизни такого времени, когда я бы сам мог убедить себя в том, что я живу.[1] Видите ли, я воспринимаю окружающие меня вещи так, что мои представления о них предельно шатки, мне всегда кажется, что эти вещи когда-то существовали, а теперь канули… Я… всегда испытываю какую-то мучительную потребность видеть вещи такими, какими они могли быть до того, как открылись мне. Они тогда, наверное, красивы и спокойны. Это непременно так, потому что я часто слышал, что люди именно так о них говорили.» Хм, то ли «вещь в себе», то ли обыденное «а ты не верь своим глазам, верь нашим словам». Это очень глубоко. Тут подвешенность, ненастоящесть достигает апогея – сомнение в собственном существовании. И – иной, чем у других, взгляд на вещи. Но я – себе верю. И не считаю правильным тотальное недоверие себе. Кому тогда? Критерий – в тебе. Не каждый выдерживает груз личности. И далее потрясающий монолог от «Что за дни я влачу!» до «И только мне одному страшно.» - вещи не такие, какими кажутся большинству (или как большинство хотело бы их видеть). И если ты видишь не так, как все, или не хочешь не замечать то, что не замечают все – ты прав, но для тебя это жутко. Вот это выражено гениально! Такая потерянность! И рядом – ложь…

А вот монолог: «Чего вы, собственно, убиваетесь, представляясь быть реальным...» - пляска вещей в мире, полная безосновность и неподлинность. Извините, так вся подлинность – «там». Но ее можно увидеть и через "здесь". Т.е., вообще ничего нет – ни мира, ни человека. А началось всё с исчезновения Бога – о Нем ведь ни слова. Т.е. с грехопадения, вообще-то. Личность изнутри удивительно почувствовала небытие…

Про Париж офигенно – снова про ложь и искусственность. Ведь так и есть на самом деле.

«Мы создали, вообще говоря, непригодные для жизни военные машины, башни, стены, и мы могли бы долго этому удивляться, если бы у нас было на это время. И удерживаем себя во взвешенном состоянии, мы не падаем, мы парим, хотя мы отвратительнее летучих мышей. И уже почти никто не в состоянии удержать нас, чтобы в один прекрасный день мы не сказали: «Боже, какой сегодня прекрасный день». Потому что мы уже так устроились на этой земле и строим жизнь на основе наших соглашений. Потому что мы – как...» - и т.п. Это о бессмыслице обыденного существования. А про женщину, пившую кофе в саду – ему непонятно (как и мне), как люди могут так просто жить, не выходя из обыденности и не удивляясь ей. Именно как это – все время бездумно и внутри. И это при том, что обыденное существование выброшено, «объективировано» - свято прав Бердяев.

А это как точно: «Если вы дышите редко, вы задыхаетесь из-за самого себя, от внутренних ядов, если вы дышите часто, вы задыхаетесь от непригодно для дыхания воздуха, из-за взбунтовавшихся вещей. А если вы стараетесь отыскать ваш ритм, вы погибаете уж от этих поисков» Как точно и какая безысходность…

[1] Знакомо, но все же было и есть такое время, что я живу. Сейчас даже чаще, благодаря терапии и другим важным факторам.