Читая Дм. Мережковского ("Л. Толстой и Достоевский") 2

Нравится мне в Мережковском стремление к синтезу духа и плоти. Недостает ему лишь осознания греховности и того, и другого - поэтому соединение столь сложно и почти невозможно...
Мережковский абсолютно прав в том, что культура - не "искусственна", а именно естественна для человека.
"...культура и природа суть единое, и тот, кто идет против условности культуры, идет против естества человеческого, против одной из самых божественных и вечныхъ сил природы."
"...в его (Толстого) разделении умственного и ручного труда есть нечто узкое, умерщвляющее жизнь, несоизмеримое с жизнью."
"Всю жизнь искалъ онъ своего оправданія и своей святости въ отреченіи отъ культурнаго общества, въ бѣгствѣ къ народу, въ умерщвленіи плоти, въ ручномъ трудѣ, во всемъ, кромѣ того, къ чему, казалось-бы, призванъ былъ Богомъ."
А вот Достоевский "всей своей жизнью показалъ, что такъ-же, какъ въ прошлые вѣка могли быть героями цари, законодатели, воины, пророки, подвижники, — въ современной культурѣ одинъ изъ послѣднихъ героевъ есть герой Слова — литераторъ.
Будущее рѣшитъ, кто изъ нихъ правъ, и не суждено-ли именно среди героевъ Слова, такъ-же какъ среди другихъ героевъ искусства и познанія, явиться тѣмъ избранникамъ, которые будутъ имѣть власть надъ людьми въ третьемъ и послѣднемъ царствѣ Духа."
***
Эээ, это с чего Мережковский взял, что Толстой был "верным супругом"?! Наивный... Возможно, он и  исполнил ветхий закон, который позволял мужчине иметь наложниц, не более того. Не те уже были времена, чтобы считать это святостью. Да и самый "чистый" брак, с обоюдной верностью, но с вынужденной многодетностью жены - по-моему, отвратителен.
"Онъ исполнилъ ветхій законъ, и вся его трагедія лишь въ томъ, что онъ дѣла закона своего не оправдалъ своею вѣрою, своимъ сознаніемъ."
Это отчасти правда... просто мне кажется, что даже если бы он действительно был добродетельным мужем, как тот же Левин, это бы его не удовлетворило... даже это было бы "не то"...
***
Почему в Достоевском не вижу я этого самого "исследования сдадострастия"? Да потому что оно совершенно отделено от женщины, женщины как субъекта сладострастия нет, она лишь объект. А без этого сладострастия никакого нет, одно насилие да мужские иллюзии. Да и Толстой вовсе не "понимал" Анну Каренину, не мог понимать. Ну, за редкими исключениями... А жизнь его не была особенно "чиста" даже в сравнении с Достоевским.
***
И все-таки, в общем плане - страстность и "переход за пределы" Достоевского ближе мне, чем рассудочность и уравновешенность Толстого.
Боже, как мне нравится этот отрывок из письма Достоевского!!!
„...Мнѣ говорятъ въ утѣшеніе, — пишетъ онъ послѣ смерти дочери Сони,—что у меня еше будутъ дѣти. А Соня гдѣ? Гдѣ эта маленькая личность? Если даже и будетъ другой ребенокъ, то не понимаю, какъ я буду любить его; гдѣ любви найду; мнѣ нужно Соню".
Онъ любитъ ее,—дитя своей плоти, не только по плоти, но и по духу, т. е. по-христиански, не для себя, а для нея, какъ отдѣльную, вѣчную, незамѣнимую личность.
Вотъ, кто никогда не утѣшился-бы объ умершемъ ребенкѣ съ другими, новыми дѣтьми, подобно вѣтхозавѣтному патріарху Іову. „А гдѣ Соня? Мнѣ нужно Соніо". Во всемъ, что дѣлалъ, говорилъ, думалъ и чувствовалъ Л. Толстой, нѣтъ ничего подобнаго этимъ простымъ словамъ простой любви."
Более того, есть противоположное: Толстой сердился на жену, что она переживает за здоровье детей, ставит в пример "естественное поведение" крестьянок и скота: ну умирают у них детеныши, а они еще рожают, и всё. Просто же. У Толстого нет чувства личности и личного. Он осуждает всё индивидуальное. Естественно, он не может понимать любви - это ведь самое личное, самое индивидуальное... он во всем ищет "общее"... Индивидуальная любовь у него непременно ведет к смерти (Анна Каренина), ну а родовая все же к какой-никакой жизни (Долли, Китти, Наташа...)

Читая Дм. Мережковского ("Л. Толстой и Достоевский") 3

Можно ли упрекать Толстого за его "жестокие" слова о том, что жена не может быть другом? Едва ли. Да, жена заботилась о нем, как мать. А разве можно дружить с родителями? И другом в подлинном смысле этого слова не может быть прислуга, извините. Мне никогда не казалось привлекательным "великое и священное" "призвание" женщины к обслуживанию мужчины)
***
"Во всякомъ случаѣ, огонь Достоевскаго такъ-же святъ, какъ холодъ Л. Толстого. Для меня, что бы ни узналъ я дурного, преступнаго даже постыднаго,—если вообще что-либо подобное было,—о жизни, о дѣйствіяхъ Достоевскаго, образъ его не омрачится, и окружающій его ореолъ святости не потускнѣетъ, ибо я чувствую, что горѣвшій въ немъ огонь все побѣдилъ и все очистилъ."
Соглашусь.
***
"Да, да, все это хорошо, да все-таки главнаго не понимаютъ, всегда останется нѣчто, что ни за что не захочетъ выйти изъ-подъ вашего черепа, и останется при васъ навѣки; съ тѣмъ вы и умрете, не передавъ никому, можетъ быть самаго главнаго изъ вашей идеи" - несомненно, Достоевский)
Как же это правильно!!!... потому что это не только мысль, это и чувство...
***
"Примирить", "соединить" Толстого и Достоевского едва ли может один человек, сколь угодно великий. Но поиски многих выдающихся умов, типа Мережковского - могут нас приблизить к этому... Да дело и не в Толстом и Достоевском даже, а в духе и плоти...
Да оба они не для "народа". Ну и что?
Прав Мережковский, что синтез - в будущем. Не русский. Всемирный.
***
„я васъ всѣхъ люблю и никому дурного не дѣлала, и что вы со мной сдѣлали?" - это в "Войне и мире" Толстой пишет о "маленькой княгине", умершей в родах...
Наивно? Нет. Художник иногда - провидец. В том-то и дело, что виноваты - общество, нравы, неразвитая медицина, муж... Может, ей вообще не надо было иметь детей.
***
"Въ этомъ неудержимом развитіи, движеніи, теченіи, где неподвижная мера для отделенія законнаго от беззаконнаго, здороваго оть болезненнаго, естественнаго отъ извращеннаго? Что было вчерашнимъ исключеніемъ, не становится-ли сегодняшнимъ правиломъ? И кто дерзнетъ сказать живой плоти и живому духу: „здесь остановитесь—нельзя идти дальше"? Почему именно здѣсь? Почему не дальше?"
Именно!!!
***
"У Л. Толстого, отношеніе къ природѣ — двойственное: для его сознанія, желающаго быть христіанскимъ, природа есть нѣчто темное, злое, звѣриное, или даже бѣсовское, „то, что христіанинъ долженъ въ себѣ побѣждать и преображать въ царствіе Божіе".
"Для его безсознательной, языческой стихіи, человѣкъ сливается съ природою, исчезаетъ въ ней, какъ капля въ морѣ."
И то, и то - неприемлемые для меня крайности. Преображение - да, но оно не значит уничтожения! А Толстой именно уничтожение и имел в виду: подавите плоть и будет дух. А ни фига. Дух тоже загнется или изуродуется так, что спасибо, не надо.