«Тереза Ракен» Э. Золя

[blackmoon3712]

/2009, 2016-18 доп./

Конечно, параллели явные с Лесковым и Достоевским («Преступление и наказание» и «Леди Макбет Мценского уезда»). Но, что удивительно – хотя сам Золя определил своих персонажей как «два тела», живущих исключительно животной жизнью, но почему-то у этих совсем "гнилых" парижан "эпохи разложения" оказалось намного больше если не совести, то морального «инстинкта» где-то там в бессознательном, чем у той же Макбет Лескова (у нее-то всё было нормально, пока не застукали за следующим преступлением). Даже если взять Раскольникова – неясно, что бы с ним было, если бы Соня и другие люди, да и сами обстоятельства, очень... провиденциальные, так сказать, не подтолкнули его к раскаянию. У этих же парижан: идей – ноль, убеждений – ноль, духовностью не обременены совсем – а тем не менее, как остро почувствовали, что совершили преступление! Практически сразу! Видимо, таки дело в авторе… Это не совсем животные хотя бы потому, что у животных не бывает преступлений. У них – убил, отвоевал место под солнцем – и молодец. И животные еще как убивают «своих» же, своего вида – и самцы друг друга, и детенышей убивают будь здоров. А у этих почему-то не пошло. Так что не получилось у вас «два тела», дорогой Золя. Вот живи они в свое удовольствие после убийства – тогда да. Впрочем, и такие люди были, но и в них было что-то человечье - в частности, интересная, нестандартная душевная организация (Чезаре Борджиа), нередко высокий интеллект и т.п. Как говорится, Геббельс был талантливым человеком) Так что не бывает «просто тел», это сам натуралист Золя показал. Автору из себя не выпрыгнуть) Эмоции есть – уже душа. Страдание после преступления – ага, уже дух из бессознательного вылезает. А мысли-то те же, что у Достоевского:

1. 1. «Я не старуху убил, я себя убил» // «Они возмущались своим собственным преступлением, они приходили в отчаяние, что навеки искалечили свою жизнь.» «труп… леденит нас» Оказалось, что чувства у парочки прошли, и счастья нет ни в безделье, ни в разгуле.

2. 2. «у них никогда не хватило бы сил покаяться и искать душевного мира в заслуженной каре» - это то самое «каленое железо», которое излечило Раскольникова. Да, заслуженная кара и раскаяние реально лечат, и в этом сходятся «натуралист» Золя и «спиритуалист» Достоевский. Особо ценно, что это почувствовал Золя, духовными идеями вроде как не обремененный. Хотя, я сейчас сомневаюсь в том, что лечит именно наказание.

Но господин Ракен тоже кое в чем виноват, между прочим. Нефиг жениться на женщине, которая тебя не любит, не хочет, не уважает, которую ты не можешь сделать счастливой.

Оно конечно, Достоевский те же мысли выразил с бОльшим вкусом, гениально, утонченно, блестяще-умно… Понятно, что не только и не столько эти, Достоевского копать и копать, этим и прекрасен. Золя (в данном произведении, по крайней мере) – по сравнению с ним просто рисует психологический, отчасти даже психиатрический этюд не слишком стандартной ситуации, хотя и с прорывом неких духовных реальностей, причем этюд внешне излишне драматизированный, надрывный, накрученный, не в лучшем вкусе, по сравнению с нашим великим. Я читатель, я так вижу) Впрочем, я могу и не понимать чего-то, это нормально.

Хотя мне, как человеку с готичными наклонностями, показались весьма симпатичными смелые, резкие, правдивые зарисовки морга. И последняя сцена отличная. Тут все-таки мелькнуло нечто, похожее на просветление и раскаяние, хоть слабый лучик света в этом склепе. Как они разрыдались в объятиях друг друга, Тереза и ее любовник («нечто ласковое и умильное пробуждалось у них в груди», это проблеск духа), как вместе отравились – это красота. Значит, не всё еще потеряно, если не смогли жить в грязи и крови.

Я бы даже не сказала, что это сцена в дурном вкусе – напротив, красивая и даже слегка духовная.

Что еще интересно. Факт - насколько, казалось бы, чисто телесные, "животные"[1] отношения могут повлиять на натуру мужчины и женщины. Это значит не то, что весь человек состоит из тела и импульсов, нет. Это показывает, как тесно связано тело со всеми остальными составляющими личности, как вообще всё тесно между собой связано.




(Эдвард Мунк)

Очень интересно особенно о потрясении натуры Лорана – вплоть до проявления художественно дара. Отношения с неистовой женщиной плюс убийство. Любопытно. Причем, тут ведь именно химическая реакция, тут дело в двух реагентах, а не в одном – на своего мужа Тереза не влияла никак вообще. Не ее человек.

И наконец, как тут не вспомнить снова Достоевского: «Все за всех виноваты, все со всеми связаны». Разве нет вины госпожи Ракен в разыгравшейся драме? Она создала невыносимые условия для Терезы в детстве, она распоряжалась ею как вещью, чувствуя себя в полном праве, она ни разу не спросила, чего, собственно, сама Тереза хочет. Обычный подход к бедным сироткам, см. «Мадемуазель Перль» Мопассана. И к детям вообще – обычный подход. И у этой мадам было невыносимое детство, и ею распоряжались как вещью – всё по кругу. Типа, кормят-одевают, и будь благодарна и рада по уши. Как будто человеку только это надо! Как будто человек только этого достоин! Как будто у него нет и не может быть иных потребностей! А у Терезы они были весьма скромные – нормальный, живой мужчина был ей нужен, как не понять… В сущности, в конце г-жа Ракен пожинает плоды своей слепой любви к сыну. И как точно сказано – она любила в нем свою любовь, свои заботы, себя. Часто так. Моя мать меня видела, видит? Нет. Не знает она меня и знать не хочет. А туда же – «любит»… И еще раз скажу - чтобы не было такой херни, надо, чтобы женщины спокойно могли любить просто себя, не в другом, не за нужность кому-то, без всяких условий и посредников, для этого и нужен феминизм. А христианство, вообще-то, учит любить человека, другого, видеть его и любить его. Это трудно, это не особо свойственно нашей искаженной природе, но это правильно, только это и правильно. Или уж по-честному – не любить, не заводить отношения, детей и прочее, к счастью, сейчас это возможно.

Вообще атмосферу романа можно было бы назвать готичной (мрачные краски и т.п.), (точнее, макабрической), не будь она пронизана мещанством.

Короче, по моему мнению. Произведение неплохое, но едва ли буду его перечитывать. Вообще, читая других писателей, я всегда убеждаюсь в превосходстве Достоевского, а читая иных мыслителей – в превосходстве Бердяева. Вот сейчас читаю Паскаля, и воспринимаю его не иначе как подготовительной ступенью к Бердяеву. Уж извините. Ну у меня и Пушкин – всего лишь ступень. Не люблю его. Извините. Оно вот, вроде, когда лекции какие слушаю, могу покивать – да, да, значение, и это очень важно, и «беспечность» - хорошо, но не лежит душа. Неглубокий он все-таки.

---

[1] Сексуальность - чисто человеческая категория, ничего животного в ней нет, говорят современные специалисты. Ну я всегда об этом догадывалась) Само "животное" или "природное", по отношению к человеку в особенности - конструкт. Апелляции к "природе", особенно применительно к сексуальности, неважно, в негативном или позитивном ключе, всегда вызывали у меня отвращение. Особенно жалко видеть, когда такое говорят современные люди, считающие себя образованными.