Маргарита Сабашникова, "Зеленая змея" 1

[blackmoon3712]

 

В ее книге очень много понятного и близкого мне. Но многовато и, на мой вкус, скованности и холода. Есть удивительная наивность, граничащая с лицемерием (об этом я уже писала), явный классизм, и постоянно торчат уши той самой "духовности", которую я называю жестокой. Вот не зря говорят (Бердяев и Иоанн Лествичник в том числе), что бесстрастные люди нередко бессознательно жестоки.

*

"Страстную неделю я в раннем детстве переживала так непосредственно в настоящем, что никак не могла понять - почему же мы все не едем в Вербное Воскресенье в Иерусалим, где происходят такие чудеса? Я никак не могла понять, что это все произошло один единственный раз и очень давно." (Маргарита Сабашникова, "Тайная вечеря"... ну наконец-то я нашла хоть несколько ее картин, ура!! вот примерно так и мне рисовать хочется...)

Но мистически ее переживания верны. Собственно, смысл религиозных праздников и заключается в приобщении - переживании в настоящем снова и снова.

*

"Никакие паркетные полы теперь не могут блестеть так, как они блестели тогда, потому что ремесло полотеров исчезло. (далее идет описание процесса, для меня не слишком интересное) ... И когда они уходили, оставляя за собой запах пота, смешанного с ароматом воска и скипидара, наши полы блестели как зеркало. Цех полотеров исчез сам собой, когда дома были социализированы и паркетные полы по воле народа стали неузнаваемы."

Тоже характерно: ностальгия и ирония привилегированных.

*

"Своих родителей в те времена я вспоминаю неясно, как бы в неком величественном отдалении. Заботились же собственно о нас слуги. Они были нам ближе. ... Заботы о нас были для них чем-то само собой разумеющимся, равно как и для нас было чем-то само собой разумеющимся пользоваться их трудом, их услугами...

Моя кормилица Феклуша, крестьянка из Тульской губернии, жила у нас три с половиной года. ... Я до сих пор помню ее движения: она наклонялась и срезала рожь серпом у земли; держа левой рукой срезанный пучок, а правой поддерживая серпом колосья, описывала руками высокую дугу и клала новый пучок на землю к прежде срезанным колосьям; потом связывала стебли и несла сноп над головой, опять поддерживая серпом шелестящие колосья; и она улыбалась мне из золотой ржи, как с небес, потому что я видела ее лицо высоко-высоко над собой в небе."

Как господа идеализировали крестьян, так мужчины идеализировали женщин. А не это надо. Надо, прежде всего, увидеть реальность и поставить себя на место другого человека.

"Когда я позднее слышала "мать-земля", я видела перед собой лицо, похожее на лицо моей кормилицы Феклуши."

Логично. Мать – существо по определению угнетенное, так что эту роль отдают женщинам  из низших классов. Как только выпадала возможность, более привилегированные женщины спихивали эту роль на менее привилегированных. Жаль, что не на мужчин.

"Но, вспоминая о наших слугах, я не могу не признать, что любовь, преданность, терпение, жившие у них в крови и излучаемые ими наподобие некой живой силы, оправдывают это название. Это была живая Христова сила. И как мы были окутаны этим теплом, в нем укрыты, как в лоне Божьем!"

Так и про женщин говорят: ах, как было хорошо, когда они упахивались ради нас! Хорошо, да не им.

*

"На московских улицах нередки были несчастные случаи, когда проносилась подобная запряжка. Каждый наш выезд сопровождался чувством некоторой напряженности."

 И наверняка ни суда, ни компенсации.

*

"Приходили к нам и китайские гости. Они еще носили тогда свою национальную одежду и длинные косы. Мне они всегда были чем-то неприятны: ... Еще не нравилось мне то, что я для них будто вовсе не существовала; они смотрели на моего брата, спрашивали о нем, я же как девочка ничего для них не значила, вроде воздуха."

Ну да, материальная культура народа может нравиться, а уклад – нет. Мне даже материально ни Китай, ни Япония не нравятся, чужды абсолютно. Индия и арабский Восток - еще куда ни шло, кое-что эстетически привлекает.

*

Впрочем, даже у нее детство не было безоблачным: она любила брата, а он ее нет. Считала себя уродливой. Очень большая травма расставания с няней: кажется, им даже попрощаться не дали по-человечески - "вырвали сердце".

Ну и народ наш не такой уж богоносец: то кучер барскую кофточку для своей дочки украдет, то повара подерутся. "Что такое преступление - человек узнает не из опыта; есть какое-то знание, которое он приносит с собой в этот мир."

*

"Ее (учительницы) любовь к слову пробуждала и в нас эту любовь. Стихи мне казались молитвами. Как-то раз, когда мы все: кузины, брат, я и кто-то из взрослых - как обычно, собрались перед иконой на вечернюю молитву и я должна была прочитать "Отче наш", я вместо этого прочитала стихи о дожде: "Золото, золото падает с неба" - т. е. дождь, озаренный солнцем, - "дети кричат и бегут за дождем". И дальше: "Полноте, дети! Его мы сберем, только сберем золотистым зерном в полных амбарах душистого хлеба". Все засмеялись, а я не понимала – почему? Почему эти стихи - не молитва? Разве солнце - не Христово солнце, а хлеб - не тело Христово?

В передаче Китти все было интересным и живым, даже цифры в арифметике. И совсем не пустяк, если мы можем сказать, что в течение девяти лет учения ее уроки, даже при подготовке к экзаменам, никогда не были скучными."

А вот со второй учительницей ей не повезло, она внушала отвращение ко всему, чему учила.

"Я получила отвращение к самому понятию порядка вообще; порядок стал для меня синонимом педантичности, и, когда мадемуазель Вилькен ушла от нас, я забросила всякий порядок и впала в хаос."

*

"Мне было пять-шесть лет, когда каждый вечер перед сном меня занимала удивительная идея: мне хотелось устроить алтарь в нашей кладовке... Но каждый вечер передо мной вставала картина: я совершаю службу перед алтарем, который я сама построила в кладовке, а все домочадцы стоят вокруг в изумлении.

Еще одна странная идея меня занимала: я подозревала, что вещи не таковы, какими они нам кажутся; они вовсе не безжизненны, но только представляются, закрывают, так сказать, глаза в моем присутствии, а за моей спиной меняются; поэтому я старалась быстро обернуться, чтобы их "уличить"; но мне никак не удавалось захватить их врасплох, они тотчас же принимали свой обычный вид."

"Как-то летом в деревне - мне было пять лет - я слепила из глины большую человеческую фигуру на белом камне. Я смочила свою скульптуру "золотой водой" - так мы называли раствор глины в воде, блестевший на солнце, как золото; и мое произведение стало таким прекрасным, что я сама была им совершенно захвачена. Подобное, наверное, испытал Бог Иегова, сотворив из земли человека Адама."

*

Одна из моих любимых историй:

"Больше, чем искусство, интересовало меня тогда "естествознание". Я непременно хотела "наблюдать природу", быть естествоиспытателем. Когда как-то в доме поймали мышь, я выпросила ее себе. ... Велик был мой восторг, а еще больше он стал, когда на следующий день я увидела в гнездышке двух маленьких, розовых, совсем прозрачных мышат, сосавших мамашу. Вот где можно было и вправду "наблюдать природу"! В моей тетради для рисования появилось очень точное изображение этой идиллии. ... Однажды ночью я проснулась, услышав писк. Я зажгла свечку и поспешила к клетке, и... не поверила своим глазам: один мышонок лежал мертвый, а другой пищал в лапах матери, которая тут же откусила ему голову. Меня трясло от ужаса. Что случилось? Как это возможно? Ведь у нее было достаточно еды. Клетка с детоубийцей исчезла из нашей комнаты, но в сердце ребенка осталась страшная загадка: почему она это сделала? Нет, что-то было неладно в этом мире, и сама природа не была так свята, как я думала."

*

"Бог знает, какие воспоминания из каких пра-времен и пра-миров подымаются в душе ребенка!" (Маргарита Сабашникова, "Архангел Гавриил")

*

"Моя мать, которая в Москве ничем не занималась и много болела, за границей живо заинтересовалась общественными заведениями для детей."

Вот тоже очень интересное наблюдение.

*

"Но революция уже жила во мне самой. Мама хотела меня и брата воспитать в духе православия. Раз в неделю, по воскресеньям, она занималась с нами, заставляя учить русские молитвы. Ее агрессивная требовательность вызывала во мне потребность защититься."

Что характерно, Маргарита не позволяет себе злиться или обижаться на мать, хотя та не всегда была права по отношению к ней. Древний запрет всё еще действовал... Она и на родственников не позволяет себе злиться и даже обижаться, хотя одну ее тетю, поклонницу Толстого, мне хотелось огреть чем-то тяжелым. Что касается отца, то у меня сложилось полное впечатление, что в жизни Маргариты его не было.

*

"...здесь находилась богатейшая, с любовью собираемая и с любовью хранимая Государственная библиотека. В большом читальном зале с двумя рядами окон я испытывала всегда чувство благоговения, как бы священнодействия. Позднее в вестибюле висел портрет умершего сотрудника музея Николая Федорова. ... Он написал книгу "Общее дело". Основная его идея в том, что все мысли людей, стремящихся к познанию истины, дополняя друг друга, созидают Corpus Christi Mysticum, строят невидимую Церковь."

Оно бы хорошо, но он не об этом… к сожалению.

"Он был душой этого дома. Однажды в библиотеку пришел Толстой (это было позднее, в дни моей юности, когда Толстой был уже очень стар). Позвали Николая Федоровича, потому что он лучше всех мог дать нужные сведения. Осмотрев библиотеку, Толстой сказал: "Все-таки это только бесполезный хлам". Федоров, оскорбленный в своих священных убеждениях, воскликнул: "Старый дурак!" - и вышел из залы. Толстой, сожалея, что обидел человека, пошел к нему на квартиру просить прощения, но так и не был им принят."

Обожаю эту историю))

"Я приветствовала это любимое здание снаружи, проезжая в коляске; но я приветствую его также и теперь, духовно, ибо и по сей день его свет озаряет мою жизнь. И если бы даже бомба уничтожила это здание, архитектуру которого можно, следуя Платону, назвать геометризированным божеством, осталось бы в целости духовное здание, субстанция которого соткана светлой волей и вечными идеями множества людей. Никакие силы не могут разрушить то, что раз возникло из самоотверженной любви. Оно войдет в вечную субстанцию духовного строительства нашей Земли."

Ага, мы с Бердяевым тоже так думаем. Я бы сказала, никакие силы не разрушат творчества человека, оно причастно божественному. "Рукописи не горят" - тоже про это. Еще одно эхо Серебряного века у Булгакова)

*

"Эти "истинно русские люди" (черносотенцы), как они себя называли, инстинктивно чувствовали, что душе русского народа угрожает опасность от политического масонства, материалистической науки и западных социальных учений."

Да ладно?!

"Но в своем темном сознании они не находили иных способов борьбы, кроме ненависти и преследования интеллигенции, еврейских погромов и фанатичного утверждения политизированной православной церкви. ... В Охотном ряду стояла небольшая церковка, и я помню жуткое чувство, охватившее меня, когда я как-то поздно вечером ехала из театра домой и увидела этих людей, собравшихся у церкви для ночного молебна. Это означало политическую демонстрацию. И в те же дни где-нибудь в провинции разражался погром."

"...упоительно было зрелище знаменитых московских красавиц, занимавших первые ряды в сопровождении своих тяжеловесных мужей и роя поклонников. Эти красавицы поистине выглядели сказочно в своих бриллиантовых и жемчужных уборах. А пока господа наслаждались музыкой, внизу в вестибюле ждали слуги, охранявшие драгоценные меховые шубы, запрятанные в полотняные мешки, на которых они нередко и засыпали. Кучера же, терпя зимнюю стужу, плясали, хлопая в ладоши, вокруг огромных костров, горевших по углам обширной Театральной площади."!!!

Но опасность, разумеется, в западных идеях, ага. Все же у Маргариты эстетика закрывает этику, а этика не там, где надо.

"И между людьми такие же контрасты: толстые самодовольные купцы, изысканно элегантные господа и оборванный, ожесточенный, униженный народ в нужде. Как часто приходилось видеть на улице безобразные сцены!

И часто меня охватывало жуткое чувство, что весь этот сумасшедший мир несется в бездну."

"...тихое жилище Авенариусов. Здесь все упорядочение, по-буржуазному уютно: традиционные картины на стенах, коричневый кофейник на столе - душа чувствовала себя защищенной от хаоса. Скажу заранее, что эта домовитость и после революции долго сохраняла свою буржуазную упорядоченность, но позднее и этих милых людей настиг террор."

 Буржуазность – псевдозащита от хаоса.

*

"Я узнала: я несу свою судьбу в себе, я принесла ее с собой. Но в то же время я могу выбирать, могу также упускать возможности, могу ошибаться. Необходимость и свобода - и то и другое были во мне."

(фото Макса Волошина)

*

"Я сама в то время сочиняла свои собственные "поэмы в прозе", они приходили из какого-то мира, не имевшего ничего общего ни с моей внешней жизнью, ни с кругом моего чтения. Наступал момент, когда я чувствовала: вот есть нечто, что стремится обрести форму; я пыталась уловить это нечто в сознании, как пытаются удержать ускользающее сновидение."

*

"Сначала живопись из фантазии казалась мне непозволительной дерзостью, потом я все же осмелилась."

*

"Вообще во времена моей юности молитвы за души самоубийц в православной церкви запрещались, вероятно, потому, что демоны самоубийства опасны для живых."

Ты совсем, да? В чем же тогда смысл молитвы?

Вообще для живых опасны другие живые, доводящие их до самоубийства.

*

"Нужда в России была отчаянная. Иногда мама посылала меня с разными поручениями, я приходила в темный подвал или ночлежку и видела, как живется обитателям нижних этажей нашего мира."

*

"Перед винным погребом на углу против нашего дома шатался расстриженный рыжий поп; пьяный, циничный, забывший всякое приличие, он плясал и пел частушки под ругань и насмешки прохожих."

Сгорел сарай – гори и хата!

*

"Старый священник, служивший в этом приходе еще до нас, сошел с ума. Три его, тоже душевнобольные, дочери еще жили в деревне, в церковном доме. Его преемник пил запоем и страдал манией преследования. Когда в конце обедни народ теснился вокруг, подходя к кресту, он бил этим крестом направо-налево, как будто обороняясь от врагов. Позднее, совершенно обезумев от пьянства, он грозился сжечь деревню. Я видела, как его, привязанного к телеге, отвозили в Вязьму. Он швырял свои пестрые подушки в орущую толпу.

А незадолго до нашего приезда как-то ночью церковь была ограблена. Я видела картину преступления: церковные облачения, священная утварь валялись на полу в лужах красного вина. И несмотря на все это, я нигде не переживала богослужения так сильно, как в этой церкви. Набожность народа, святость земли хранили чистоту священнодействия независимо от священника."

Да конечно… ну вот как такое можно думать всерьез, не понимаю) Неудивительно, что иллюзорная набожность не спасла от революции.