blackmoon3712

/2009, 2016-18 доп./

Я башню безумную зижду

Высоко над мороком жизни...

(Вячеслав Иванов, "Зодчий")

Зачем, о дали, голубея,
Вы мне сулите чудеса, —
Что там, за краем, нежно млея,
Дол претворился в небеса?

Куда бы дух ни узывало
Желанье инобытия,
В лазоревое покрывало
Облачена любовь моя.

Земля все ту же власяницу
Влачит, и моря гул уныл —
Везде, какую б ты границу
Ни перешел, ни переплыл.

А вы, на грани голубея,
Сулите, дали, впереди
Успокоенье Элизея
И небо на земной груди.

(Вячеслав Иванов, "Римский дневник")

«последнею целью всякого знания было для него великое удивление перед Непознаваемым» - вот где его религиозность, ничуть не мешавшая познанию. Это – идеально. «Наука Леонардо шла к Богу.»

Противопоставление Леонардо и Марк-Антонио – важно.

«Леонардо в науке был столь же одинок, как в искусстве.» Постоянно – ни с кем.

В образе Марк-Антонио – все эти «друзья человечества», и отнюдь не новые. «этот милосердный человек, если бы дали ему власть, посылал бы людей на костер во имя разума точно также, как враги его, монахи и церковники, сжигали их во имя Бога.» Так и было. Ну тут, как говорится, «действие равно противодействию» и невозможность, а может, просто нежелание, диалога… Все хороши? Ну вот не уверена. Больше власти – больше ответственности.

«беспечно отрицали тайну мира…» «хвастали безверием, как дети обновкою» - и их можно понять… вера дается не каждому, а бунтарство – это особый кайф… и теперь я особенно остро сознаю, как звучат все эти попреки в отсутствии веры или в ее наличии, в потери или в обретении – хреново они звучат, досадно, больно и обидно, в лучшем случае – как комар пищит, так и хочется прихлопнуть, в худшем – как будто тебя прихлопывают огромной мухобойкой. Не надо вообще в это лезть, это очень личное и очень болит…

«для художника изуверство мнимых служителей науки было столь же противно, как изуверство мнимых служителей Бога.» Ну, мы такие, да, тонкие натуры… это как у меня с темой любви – везде плохо и душно… оно конечно, я всеми конечностями за такие элементарные, блин, вещи, как добровольность и безопасность секса – но лично мне этого ничтожно мало…

«Когда наука восторжествует, - думал он с грустью, - чернь войдет в ее святилище, не осквернит ли она своим признанием и науку точно так же, как осквернила церковь, и будет ли менее пошлым знание толпы, чем вера толпы?» Так и случилось – вопрос риторический. 100% мое. И все-таки, думается, не 100%... все ж наука и религия – разные штуки.

Ничего не понимают люди, усмехающиеся: «Мой друг прочитал книгу Екклезиаста и сказал – да, это прям мои мысли. Да не твои это мысли, ха-ха» Нет, если почувствовал родное – значит, его. Паскаль: не у них, а у себя я нахожу то, что вычитываю из книг. В себе. Люди просто встречаются в сфере духа, где нет «моего» и «твоего», а есть просто родное или чужое. А эта сфера находится в глубине человека. А глубина – она же и высота. Низость – совсем другое. Низость, в сущности, равнинна.

В анатомических рисунках Леонардо искусство сливается с наукой.

«Так должно быть, так хорошо» (о природе) - я, напротив, склонна чаще думать: «Но ведь так не должно быть!» Нет, не всё совершенно... Вернее, всё не совершенно.

А вот искусство Леонардо - почти совершенно)



Голова Леды, божественно...

Он «ждал «последователей», «преемников».

***

Кассандра…

"И однажды, когда он спросил, чего она искала в этих странствиях, зачем собирала эти древности, претерпевая столько мучений,-- ответила ему словами отца своего, мессера Луиджи Сакробоско:

-- Чтобы воскресить мертвых!

И глаза ее загорелись огнем, по которому узнал он прежнюю ведьму Кассандру. "

Прям как я: «Истины совершенной… не было и у Плетона. Он во многом заблуждался, ибо многого не знал.» Как и я - по кусочкам собирала истину, ну а где-то и достраивала, и творила.

(Джон Уильям Годвард)

"-- Чего? -- спросил Джованни, и вдруг, под ее глубоким, пристальным взором, почувствовал, что сердце его падает.

Вместо ответа взяла она с полки старинный пергамент -- это была трагедия Эсхила Скованный Прометей -- и прочла ему несколько стихов. Джованни понимал немного по-гречески, а то, чего не понял, она объяснила ему. Перечислив дары свои людям -- забвение смерти, надежду и огонь, похищенный с неба, которые рано или поздно сделают их равными богам -- Титан предрекал падение Зевса:

"В тот страшный день исполнится над ним

Отцовское проклятие, что на сына

Обрушил Кронос, падая с небес.

И указать от этих бед спасенье

Из всех богов могу лишь я один --

Я знаю тайну.

Посланник олимпийцев, Гермес, возвещал Прометею:

До той поры не жди конца страданьям,

Пока другой не примет мук твоих,

Страдалец-бог, и к мертвым в темный Тартар,

Во глубину Аида не сойдет."

-- Как ты думаешь, Джованни,-- молвила Кассандра, закрывая книгу,-- кто этот "Страдалец-бог, сходящий в Тартар"?

Джованни ничего не ответил; ему казалось, что перед ним, точно при свете внезапно блеснувшей молнии, открывается бездна.

-- Джованни,-- прибавила она, немного помолчав,-- слышал ли ты о человеке, который, более десяти веков назад, так же как философ Плетон, мечтал воскресить умерших богов,-- об императоре Флавии Клавдии Юлиане?

- Об Юлиане Отступнике?

-- Да, о том, кто врагам своим галилеянам и себе,-- увы! -- казался отступником, но не дерзнул им быть, ибо в новые мехи влил старое вино: эллины так же, как христиане, могли бы назвать его отступником...

...

-- Слушай, Джованни,-- продолжала Кассандра,-- в странной и плачевной судьбе этого человека есть великая тайна. Оба они, говорю я, и кесарь Юлиан, и мудрец Плетон были одинаково не правы, потому что обладали только половиной истины, которая, без другой половины, есть ложь: оба забыли пророчество Титана, что тогда лишь боги воскреснут, когда Светлые соединятся с Темными, небо вверху -- с небом внизу, и то, что было Двумя, будет Едино. Этого не поняли они и тщетно отдали душу свою за богов Олимпийских...

Она остановилась, как будто не решалась договорить, потом прибавила тихо:

-- Если бы ты знал, Джованни, если бы могла я сказать тебе все до конца!.. Но нет, теперь еще рано. Пока скажу одно: есть бог среди богов олимпийских, который ближе всех других к подземным братьям своим, бог светлый и темный, как утренние сумерки, беспощадный, как смерть, сошедший на землю и давший смертным забвение смерти -- новый огонь от огня Прометеева -в собственной крови своей, в опьяняющем соке виноградных лоз. И кто из людей, брат мой, кто поймет и скажет миру, как мудрость венчанного гроздьями подобна мудрости Венчанного Терниями,--Того, Кто сказал: "Я семь длинная виноградная лоза", и так же, как бог Дионис, опьяняет мир Своею кровью? Понял ли ты, о чем я говорю, Джованни? Если не понял, молчи, не спрашивай, ибо здесь тайна, о которой еще нельзя говорить...

(Джон Уильям Годвард)

В последнее время у Джованни явилось новое, дотоле неведомое, дерзновение мысли. Он ничего не боялся, потому что ему нечего было терять. Он чувствовал, что ни вера фра Бенедетто, ни знание Леонардо не утолят тоски его, не разрешат противоречий, от которых душа умирала. Только в темных пророчествах Кассандры чудился ему, быть может, самый страшный, но единственный путь к примирению, и по этому последнему пути пошел за нею с отвагою отчаяния. И они сходились все ближе и ближе.

...

Он спросил, увидятся ли они еще раз и откроет ли она ему ту последнюю тайну, о которой часто говорила.

Кассандра взглянула на него и молча вынула из шкатулки плоский четырехугольный прозрачно-зеленый камень. Это была знаменитая Tabula Smaragdina -- изумрудная скрижаль, найденная, будто бы, в пещере близ города Мемфиса в руках мумии одного жреца, в которого, по преданию, воплотился Гермес Трисмегист, египетский Ор, бог пограничной межи, путеводитель мертвых в царство теней. На одной стороне изумруда вырезано было коптскими, на другой -- древними эллинскими письменами четыре стиха:

Небо -- вверху, небо -- внизу,

Звезды -- вверху, звезды -- внизу.

Все, что вверху, все и внизу, -

Если поймешь, благо тебе.

-- Что это значит? -- сказал Джованни. -- Приходи ко мне ночью сегодня,-- проговорила она тихо и торжественно.-- Я скажу тебе все, что знаю сама, услышишь,-- все до конца. А теперь, по обычаю, перед разлукой, выпьем последнюю братскую чашу.

Она достала маленький, круглый, запечатанный воском, глиняный сосуд, из тех, какие употребляются на Дальнем Востоке, налила густого, как масло, вина, странно пахучего, золотисто-розового, в древний кубок из хризолита, с резьбою по краям, изображавшей бога Диониса и вакханок, и, подойдя к окну, подняла чашу, как будто для жертвенного возлияния. В луче бледного солнца на прозрачных стенках оживились розовым вином, словно теплою кровью, голые тела вакханок, славивших пляской бога, увенчанного гроздьями.

(Джон Уильям Годвард)

-- Было время, Джованни,-- молвила она еще тише и торжественнее, - когда я думала, что учитель твой Леонардо обладает последнею тайною, ибо лицо его так прекрасно, как будто в нем соединился бог олимпийский с подземным Титаном. Но теперь вижу я, что он только стремится и не достигает, только ищет и не находит, только знает, но не сознает. Он предтеча того, кто идет за ним и кто больше, чем он.-- Выпьем же вместе, брат мой, этот прощальный кубок за Неведомого, которого оба знаем, за последнего Примирителя!

(Джон Уильям Годвард)

И благоговейно, как будто великое таинство, она выпила чашу до половины и подала ее Джованни.

-- Не бойся,-- молвила,-- здесь нет запретных чар. Это вино непорочно и свято: оно из лоз, растущих на холмах Назарета. Это - чистейшая кровь Диониса-Галилеянина.

Когда он выпил, она, положив ему на плечи обе руки с доверчивою ласкою, прошептала быстрым, вкрадчивым шепотом:

-- Приходи же, если хочешь знать все, приходи, я скажу тебе тайну, которой никому никогда не говорила,-- Мою последнюю муку и радость, в которой мы будем вместе навеки, как брат и сестра, как жених и невеста!

(Обожаю эту картину, автором оказался Кабанель. Пара абсолютно в моей эстетике. Примерно так я себе и Кассандру с Джованни представляла) Всегда хотелось ее назвать "Чета аристократов после прочтения комментариев в своем блоге"))) А называется - "Вонифатий и Аглаида". Полезла смотреть житие, и немедленно триггернулась. Короче, дорогие православные. Как ни вертите эту историю, как ни перетолковывайте, как ни обрабатывайте художественно - она всё равно останется человеческой трагедией и свидетельством ПРОТИВ исторического христианства даже ранних веков. Христос не для того пришел, чтобы влюбленные продолжали спотыкаться об идиотские, и, надо же, непреодолимые законы, чтобы их гнобили и христиане, и язычники, чтоб один внезапно стал мучеником (я хз насчет мотивов, а подумать есть над чем), а другая всю оставшуюся жизнь каялась за выдуманный и сконструированный людьми же грех. Вот совсем не для того.)

И в луче солнца, проникавшем сквозь густые ветви кипарисов, бледном, точно лунном,-- так же как в памятную грозовую ночь у Катаранской плотины, в блеске бледных зарниц,-- приблизила к лицу его неподвижное, грозное лицо свое, белое, как мрамор изваяний, в ореоле черных пушистых волос, живых, как змеи Медузы, с губами алыми, как кровь, глазами желтыми, как янтарь. Холод знакомого ужаса пробежал по сердцу Бельтраффио, и он подумал: "Белая Дьяволица!"

В условленный час стоял он у калитки в пустынном переулке Делла Винья, перед стеной сада, окружавшего дворец Карманьола.

Дверь была заперта. ... Галеотто успел бежать. Мона Кассандра была в застенках Святейшей Инквизиции."

Говорила и еще раз скажу: Кассандра - моя любимая героиня русской литературы. Одна из немногих женщин-личностей, и по-моему, самая обалденная. У Мережковского еще в "Юлиане-Отступнике" подобная девушка есть.

Вот уж - поистине мое настроение лет с 20-ти, если не раньше!.. Пусть там говорит усталость[1], но ведь и мудрость, познавшая тщету и суету обыденности... Как мне это близко! Вспоминается тут один протестант: "Мой приятель прочитал и говорит - надо же, мол, мои мысли! Да не твои, конечно..." Вот пример ограниченности и непонимания. Да почему же не мои, если я их опознаю как мои?! Если это всегда во мне клокотало, а тут раз - и кто-то дал этому форму, и я узнала свое!

Одна из любимых книг Библии Бердяева, да и моя. Не знаю, как понимают Боговдохновенность этой книги те, кто считает, что Бог диктовал Библию. "Сказал Екклесиаст". Да ведь и видно, что это - размышления и чувства человека, повидавшего много в жизни, уставшего, разочарованного, познавшего в полной мере ее "суету", особенно - бессмысленность всей жизни и всех дел человека перед лицом смерти. Это не значит, конечно, отсутствия Боговдохновенности - просто проявилась она вот так, в познании человеком "жизни", предельном для своего времени. Это предельно правдивая книга. А ведь Бог - в правде.

Несколько лет назад она мне была ближе - по самочувствию, настроению. Нет, видение обыденности как суеты - это осталось. Когда люди начинают говорить "о жизни", что всегда сводится к быту и роду, я не знаю, куда себя девать: и скучно, и добавить нечего:) Но я все-таки начинаю чувствовать смысл в этой жизни. Какие-то события, случаи, процессы, в которых открывается - Бог все-таки пробивается к нам и мы - к Нему. Для христианина самая правильная позиция - жить одновременно в двух мирах. Не отталкивать ни один из них, но и не абсолютизировать, не допускать и не желать поглощения одного другим. Это сложно и часто мучительно. Но возможно. Так жил Н. Бердяев, например. Вникал во все важное в жизни и мысли своего времени, но одновременно чувствовал отчужденность от всего этого, как относительного и тосковал по полноте и совершенству иного мира. Точно по слову апостола: "имеющие жен должны быть, как не имеющие;
и плачущие, как не плачущие; и радующиеся, как не радующиеся; и покупающие, как не приобретающие;
и пользующиеся миром сим, как не пользующиеся; ибо проходит образ мира сего". Зачем тогда вообще жить в мире преходящем и относительном? Заботиться еще о его делах? Затем, что "да приидет Царствие Твое". Не мы будем отсюда изъяты, а сюда придет Бог и наполнит все Собой. Он уже приходит сюда - в каждом нашем творческом акте веры и добра, и не только. Мир подлежит не уничтожению, а спасению и преображению, и мы должны посильно участвовать в этом.

Вот цитаты из Екклесиаста, особенно близкие или спорные. Что предельно близко - подчеркиваю, что задевает - комментирую "на полях":)

² Суета сует, сказал Екклесиаст, суета сует, - все суета!
³ Что пользы человеку от всех трудов его, которыми трудится он под солнцем?
⁴ Род проходит, и род приходит, а земля пребывает во веки.
/Бессмысленность конечной жизни человека/

¹⁴ Видел я все дела, какие делаются под солнцем, и вот, все - суета и томление духа!

¹ Сказал я в сердце моем: "дай, испытаю я тебя весельем, и насладись добром"; но и это - суета!
² О смехе сказал я: "глупость!", а о веселье: "что оно делает?"
³ Вздумал я в сердце моем услаждать вином тело мое и, между тем, как сердце мое руководилось мудростью, придержаться и глупости, доколе не увижу, что хорошо для сынов человеческих, что должны были бы они делать под небом в немногие дни жизни своей.
/"Все испытывайте, доброго держитесь"/

¹⁰ Чего бы глаза мои ни пожелали, я не отказывал им, не возбранял сердцу моему никакого веселья, потому что сердце мое радовалось во всех трудах моих, и это было моею долею от всех трудов моих.
¹¹ И оглянулся я на все дела мои, которые сделали руки мои, и на труд, которым трудился я, делая их: и вот, все - суета и томление духа, и нет от них пользы под солнцем!

¹⁷ И предал я сердце мое тому, чтобы познать мудрость и познать безумие и глупость: узнал, что и это - томление духа;
¹⁸ потому что во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь.

/Правда, но это не значит, что мудрость и познания не нужны. Пусть лучше будет скорбь, но зрячая./

¹³ И увидел я, что преимущество мудрости перед глупостью такое же, как преимущество света перед тьмою:
¹⁴ у мудрого глаза его - в голове его, а глупый ходит во тьме; но узнал я, что одна участь постигает их всех.
¹⁵ И сказал я в сердце моем: "и меня постигнет та же участь, как и глупого: к чему же я сделался очень мудрым?" И сказал я в сердце моем, что и это - суета;
¹⁶ потому что мудрого не будут помнить вечно, как и глупого; в грядущие дни все будет забыто, и увы! мудрый умирает наравне с глупым.
¹⁷ И возненавидел я жизнь, потому что противны стали мне дела, которые делаются под солнцем; ибо все - суета и томление духа!
/Потому что я смертен/

¹⁸ И возненавидел я весь труд мой, которым трудился под солнцем, потому что должен оставить его человеку, который будет после меня.
¹⁹ И кто знает: мудрый ли будет он, или глупый? А он будет распоряжаться всем трудом моим, которым я трудился и которым показал себя мудрым под солнцем. И это - суета!
²⁰ И обратился я, чтобы внушить сердцу моему отречься от всего труда, которым я трудился под солнцем,
²¹ потому что иной человек трудится мудро, с знанием и успехом, и должен отдать все человеку, не трудившемуся в том, как бы часть его. И это - суета и зло великое!
/Действительно, что МНЕ от этого?../

²² Ибо что будет иметь человек от всего труда своего и заботы сердца своего, что трудится он под солнцем?
²³ Потому что все дни его - скорби, и его труды - беспокойство; даже и ночью сердце его не знает покоя. И это - суета!
²⁴ Не во власти человека и то благо, чтобы есть и пить и услаждать душу свою от труда своего. Я увидел, что и это - от руки Божией;
/Потому не нужно слишком гордиться своими достижениями. У человека мало своего, и оно точно не в сфере "успеха"/

²⁵ потому что кто может есть и кто может наслаждаться без Него?
/Наслаждение, даже и земными благами, не предосудительно, если оно в Боге. Конечно, можно сказать, что во времена ВЗ ничего иного и не оставалось, т.к. не знали о бессмертии души (что и ныне в христианстве спорно, хотя я - за), Воскресении и жизни будущего века. Но из нашей веры вовсе не следует, что здесь нужно непременно вечно страдать. Страдания сами придут, это понятно. Вот когда придут, тогда и будем страдать. А специально искать их, как у некоторых проскальзывает - не нужно./

²⁶ Ибо человеку, который добр пред лицем Его, Он дает мудрость и знание и радость; а грешнику дает заботу собирать и копить, чтобы после отдать доброму пред лицем Божиим. И это - суета и томление духа!

/Вот это мне очень нравится - про копящего грешника!:) Всегда думала, что деньги нужны для того, чтобы их тратить, а не чахнуть над ними. /

¹² Познал я, что нет для них ничего лучшего, как веселиться и делать доброе в жизни своей.
¹³ И если какой человек ест и пьет, и видит доброе во всяком труде своем, то это - дар Божий.
/Это хорошо, конечно. Но сейчас - не единственное, что остается человеку. У Екк-та это повторяется несколько раз, ибо " Недолго будут у него в памяти дни жизни его; потому Бог и вознаграждает его радостью сердца его."/

¹⁴ Познал я, что все, что делает Бог, пребывает вовек: к тому нечего прибавлять и от того нечего убавить, - и Бог делает так, чтобы благоговели пред лицем Его.
/Не согласна/

¹⁶ Еще видел я под солнцем: место суда, а там беззаконие; место правды, а там неправда.

/Правда жизни/

¹⁸ Сказал я в сердце своем о сынах человеческих, чтобы испытал их Бог, и чтобы они видели, что они сами по себе животные;
¹⁹ потому что участь сынов человеческих и участь животных - участь одна: как те умирают, так умирают и эти, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимущества перед скотом, потому что все - суета!
²⁰ Все идет в одно место: все произошло из праха и все возвратится в прах.
²¹ Кто знает: дух сынов человеческих восходит ли вверх, и дух животных сходит ли вниз, в землю?

²² Итак увидел я, что нет ничего лучше, как наслаждаться человеку делами своими: потому что это - доля его; ибо кто приведет его посмотреть на то, что будет после него?

/!!! Вот в это можно уже не верить/

¹ И обратился я и увидел всякие угнетения, какие делаются под солнцем: и вот слезы угнетенных, а утешителя у них нет; и в руке угнетающих их - сила, а утешителя у них нет.
/И еще правда жизни!/

² И ублажил я мертвых, которые давно умерли, более живых, которые живут доселе;
³ а блаженнее их обоих тот, кто еще не существовал, кто не видал злых дел, какие делаются под солнцем.

/И греки говорили, что лучше бы человеку вовсе не рождаться - но это лишь одно из состояний духа/

⁶ Лучше горсть с покоем, нежели пригоршни с трудом и томлением духа.
/Вот и я всегда про то же/

¹⁷ Наблюдай за ногою твоею, когда идешь в дом Божий, и будь готов более к слушанию, нежели к жертвоприношению; ибо они не думают, что худо делают.

/ Вот что главное. Жертву принести (отстоять службу, причаститься) может каждый без особых хлопот, но вот чтобы хоть немного научиться и исправиться... Увы, "жертва" чаще всего неправомерно успокаивает совесть. Я, мол, жертву каждую неделю приношу, а что ближнего обидел - не колышет./

⁴ Лучше тебе не обещать, нежели обещать и не исполнить.

¹² Есть мучительный недуг, который видел я под солнцем: богатство, сберегаемое владетелем его во вред ему.
¹³ И гибнет богатство это от несчастных случаев: родил он сына, и ничего нет в руках у него.
¹⁴ Как вышел он нагим из утробы матери своей, таким и отходит, каким пришел, и ничего не возьмет от труда своего, что мог бы он понести в руке своей.
¹⁵ И это тяжкий недуг: каким пришел он, таким и отходит. Какая же польза ему, что он трудился на ветер?
¹⁶ А он во все дни свои ел впотьмах, в большом раздражении, в огорчении и досаде.
/Вот и я не люблю и не понимаю такого/

³ Если бы какой человек родил сто детей, и прожил многие годы, и еще умножились дни жизни его, но душа его не наслаждалась бы добром и не было бы ему и погребения, то я сказал бы: выкидыш счастливее его,
⁴ потому что он напрасно пришел и отошел во тьму, и его имя покрыто мраком.
⁵ Он даже не видел и не знал солнца: ему покойнее, нежели тому.
⁶ А тот, хотя бы прожил две тысячи лет и не наслаждался добром, не все ли пойдет в одно место?
⁷ Все труды человека - для рта его, а душа его не насыщается.

¹⁰ Что существует, тому уже наречено имя, и известно, что это - человек, и что он не может препираться с тем, кто сильнее его.
/Иов препирался, и весьма успешно. Что Бог сильнее и потому с Ним не поспоришь - об этом тоже в нескольких местах, но это крайне не духовно./

¹¹ Много таких вещей, которые умножают суету: что же для человека лучше?
¹² Ибо кто знает, что хорошо для человека в жизни, во все дни суетной жизни его, которые он проводит как тень? И кто скажет человеку, что будет после него под солнцем?

/Люблю, когда задают вопросы, но не люблю, когда "точно" отвечают на них:)/

¹