из журнала "Мир искусства" 4

[blackmoon3712]

Мережковский, пляшем дальше)

Всеобщая обеспеченность – хорошо и должно, но это не предел, предела нет. Нужен всеобщий минимум материальной (да и не только) обеспеченности, зря над этим иронизирует Мережковский. Но зря и Толстой говорит, что "дальше идти больше некуда". И у Мережковского есть основания уравнивать толстовство с шигалевщиной. "Необходимо только необходимое" - это отвратительно, необходимое только для того и нужно, чтобы стремиться к "излишнему"! И да, мне нравится ирония Мережковского.

„Трое насъ, трое васъ,—Господи, помилуй насъ", молятся въ легенде Л. Толстого три старца, которые до такой степени „опростились", что даже Отче наш не могутъ выучить наизусть. Они, впрочемъ, и такъ со своею упрощенною молитвою спасутся. „Отче нашъ", — это не самое „необходимое", это уже „роскошь", — „метафизика", съ точки зренія толстовскаго, шигалевскаго уравненія всехъ вершинъ и долинъ, приведенія міра къ одному знаменателю, міра о трехъ измереніяхъ—то-есть, все таки слишкомъ высокаго и глубокаго, слишкомъ непонятнаго—къ міру о двухъ измереніяхъ, — совершенно понятному, но и совершенно плоскому, расплющенному.—„Трое насъ, трое васъ, Господи, помилуй насъ"—это, какъ мертвый стукъ мертвой машины или костяшек на счетахъ евангельской любви — „самаго выгоднаго и полезнаго дела".

(Леонор Фини, обожаю ее работы из серии "Султанша и волшебница"[1]... по настроению текста для меня - созвучно.)

Итак, ты или машина, или кусок мяса – перед таким выбором Толстой ставит человека. Прелестный выбор)

„Дитя мое, отдай мне свое сердце",— выбери одно изъ двухъ: будь или евангельскою машиною, или „кускомъ разлагающейся плоти".—„Все это ужасно просто, гадко", даже для умирающаго князя Андрея, и разве только для окончательно мертваго старца Акима „ясно и утешительно".

"Сколько разъ я завидовалъ мужикамъ за ихъ безграмотность и неученость. Изъ техъ положений веры, изъ которыхъ для меня выходили явныя безсмыслицы, для нихъ не выходило ничего ложнаго. Только для меня, несчастнаго, ясно было, что истина тончайшими нитями переплетена съ ложью, и что я не могу принять ее въ такомъ виде."

Знакомое чувство - "не могу принять". Но безграмотным не завидовала никогда. А распутать Толстой не смог, еще больше узлы затянул. Мне кажется, ему не было "дано" чего-то очень важного для распутывания, и грамотность-безграмотность тут не очень причем. С одной стороны, "это" дается вообще немногим (как ни странно, мне в том числе). С другой стороны, а откуда мы знаем, многим или немногим, если и до сих пор не все имеют возможность проявить свои таланты? Вот и пришлось барину делать то, что лучше получилось бы у крестьянина или рабочего по рождению, мужчине - то, что лучше далось бы женщине, и так далее. И мы никогда (в данном плане и состоянии бытия) не узнаем об этих одаренных, но обездоленных(( Лучше всего философов понимают не те, кто пишет по ним "научные работы" (какие, к чертям,"научные"?!), а те, кто их любит. Лучше всего художников понимают не те, кто проводят удушливо-скучные и официально-глупые экскурсии в музеях, а те, кто каждой клеточкой тела знает и ощущает, что пытался сказать художник каждым своим мазком... Но все эти понимающие, а главное - любящие люди не то работают по ритейлам, не то никак не могут дойти до врача от зашкаливающей тревоги.... Я сейчас серьезно, офигеть как серьезно.

(Леонор Фини. Представьте, что обслуживает вас человек за кассой, а у него там львиные лапы под столом, "на самом деле", и после смены он прям на этих львиных лапах, своих, настоящих, домой идет, и уже даже по пути ему не надо свои лапы прятать...)

Обряды нужны многим людям, есть в них смысл. Но Толстой прав в том, что обряды проводят без смысла, по своей вере не живут. Он не понимал глубокого и доступного, кстати, немногим, но поверхностное – видел правильно и разоблачал беспощадно, и ирония его - по делу. Не видел, в том числе, связи между христианством и язычеством. Но по существу ему никто не смог возразить, как и Ницше – как раз это и доказывало мертвенность казенного христианства, увы. Кстати, я сомневаюсь, что прям миллионы людей через обряды восходили к Богу, зато эти самые миллионы сочинили немало забавного про жрецов – не на пустом месте и Вольтер резвился.

*

Как же холодно-несправедлив Мережковский к Смердякову! Что не так с его вопросом? Попробуй, ответь! Это не вина его, а беда, что не нашелся адекватный учитель Закона Божьего. Когда на вопрос ребенка отвечают пощечиной, с хренов ли ему верить в их Бога?! Господи, ну это же на поверхности!!! Беда нашей русской мысли, даже самой лучшей, утонченной и аристократичной – в жестокой нетерпимости и глухоте. Мережковский даже не останавливается на этом эпизоде, это ужасно!! Для него будто нормально бить ребенка. Смердяков у него виноват! Сами наплодили и воспитали - пожинайте! Виноваты не смердяковы, а те, кто их породил и воспитал, и плоды не заставили себя ждать.

Но я и возмущение Мережковского плоскостью понимаю, ой как понимаю...

А что Толстой подметил сущностной крестьянский атеизм, это верно, что Христа у них нет, это и Лесков видел.

А я не вижу ничего плохого в порядочной буржуазии, если только она не претендует на то, чтобы быть единственным образцом поведения, она играла и играет свою полезную роль. И, уж простите, но кто лучше?! И где вообще альтернатива? И что вам плохого сделала культурная буржуазия из народа, занимающаяся благотворительностью, между прочим? Чего на нее Достоевский взъелся? Чем вы, черт возьми, лучше? И с чего взяли, что русские мужики, внезапно, лучше дикарей из Африки?

"Для брака точно также — у него ,,своя теорія, состоящая въ томъ, что размноженіе людей есть только низшая функція человека, высшая-же состоитъ въ служеніи уже существующему живому". Онъ находилъ подтвержденіе этой мысли въ существованіи фагоцитовъ въ крови. Холостые люди, по его мненію, были те-же фагоциты, назначеніе которыхъ состояло въ помощи слабымъ, больнымъ частямъ организма.—Онъ признавалъ себя такъ-же, какъ и Марью Павловну (еше христіанка въ томъ-же машинномъ американскомъ роде), „міровыми фагоцитами".

Так они правы, черт возьми. Я больше скажу: даже никому не помогать, но и не вредить, жить просто для себя и не плодить нищету - уже хорошо! Правильно кто-то заметил, что потом эти нищие дети пролайфера-то в темном переулке и прирежут. И хорошо, если его, справедливо, по крайней мере. "Служить уже существующему живому" - да это охренеть как разумно, для всех времен!! Но начинают это понимать только в наше...

Рассуждения про Нехлюдова и Маслову мне нравятся, хоть они и спутанные, и есть выход для Масловой, да Мережковский его видеть не хочет.

А это нормально вообще, что «народ-богоносец» Евангелия не знает? Что, англичанин и в этом виноват? Есть отвратительное в такой холодной, упорядоченной праведности, но откровенная дикость – не лучше, с чем тут спорить?

Да, снова крайности, далее верно. Про бездну всё верно.

Да, Толстой часто лгал, может неосознанно.

Но Мережковский возмущается так, как будто раньше люди были живы))

"...важно для насъ то, что, по свидетельству „великаго писателя земли русской", единственное отношеніе „самой даровитой, самой сильной части русскаго народа" ко Христу есть зверский хохотъ. Но ведь если это не клевета, то значитъ, и весь русский народъ погибъ, умеръ второю смертью, значитъ и онъ, какъ Нехлюдовъ, — четырехдневный мертвецъ, Лазарь, который не воскреснетъ. Да и одинъ-ли русскій народъ? Не во всемъ-ли современномъ европейскомъ человечестве, отъ круповскихъ орудий до „нитчеанства", конечно, понятаго такъ дико и безобразно, какъ оно почти везде и всегда понимается, не звучитъ-ли тотъ-же самый хохотъ: „А какъ онъ по друтой залепитъ, какую-же еще подставить? Этакъ онъ тебя всего измочалитъ".

и ведь с этим сложно поспорить))

Напротив - только в то время начало доходить до единиц, что они мертвы и безобразны. Да, с точки зрения обыденного христианства и толстовское «воскресение» - прогресс.

*

Гениально сопоставление Акима и Ерошки. Если Ерошка – зверь, то ведь Аким – упырь. Беда Толстого вовсе не в том, что он якобы отделил нравственность от религии, это как раз нормально и возможно...

"Да, въ этомъ незабываемомъ хохоте каторжныхъ надъ словами Евангелія, слишкомъ явственно послышался намъ торжествующий хохотъ великаго язычника, дяди Ерошки, надъ христіанскимъ старцемъ Акимомъ, который высосалъ изъ него, какъ упырь, живую кровь, но и самъ не ожилъ, не согрелся, остался мертвецомъ, холоднымъ и бледнымъ,—воскресалъ, воскресалъ, да такъ и не воскресъ,—только людей насмешилъ."

*

Про Толстого и Ницше хорошо:

"Религіозныя судьбы Л. Толстого и Нитче поразительно противоположны и подобны: оба исходятъ они изъ одного и того-же взгляда на ученіе Христа, какъ на буддийский нигилизмъ, какъ на вечное нет безъ вечнаго да,—умерщвленіе плоти безъ воскресенія, отрицаніе жизни безъ ея утвержденія. Оба видятъ во Христе только первый ликъ Распятаго, безъ второго—Грядущаго одесную Силы. Сознаніе Нитче прокляло; сознаніе Л. Толстого благословило этотъ первый страдальческий Ликъ. Но безсознательная стихія обоихъ одинаково стремилась не къ первому, а ко второму Лику Христа, еще темному, тайному.

Изследуя художественное творчество Л. Толстого, мы видели (Вторая Часть), что „только черезъ божеское въ зверскомъ" (черезъ святость "Божъей твари'', постигнутую дядей Ерошкой) коснулась его безсознательная стихія „божескаго въ человеческомъ'',—„черезъ Бога-Зверя—Богочеловека". Его сознаніе отвергло ликъ зверя, какъ ликъ Антихриста. Л. Толстой понялъ только противоположность этихъ двухъ ликовъ и такъ-же, какъ Нитче, не понялъ возможнаго разрешенія противоречий въ символическомъ соединеніи противоположностей. Безсознательная стихія Нитче тоже влеклась ко второму Лику, который являлся его сознанію, какъ ликъ языческаго бога Діониса или Антихриста. Нитче называлъ себя "последним учеником философа Діониса''''. Но такъ и не понялъ онъ, а можетъ быть, только не хотелъ понять, нарочно закрывалъ глаза, чтобы не видеть слишкомъ страшной и загадочной связи[2] Діониса, бога трагическаго отчаянія, бога вина и крови, отдающаго людямъ кровь свою какъ вино, чтобы утолить ихъ жажду,—связь этого бога съ Темъ, Кого „последній ученикъ Діониса" не потому-ли такъ яростно отрицаетъ, что все-таки слишкомъ чувствуетъ свою беззащитность передъ Нимъ, съ Темъ, Кто сказалъ: „Я есмь истинная лоза, а Отецъ Мой виноградарь. Кто жаждетъ—иди ко Мне и пей".

Задумывался-ли когда нибудь Нитче объ легенде первыхъ вековъ христіанства, предрекающей подобіе лика Антихриста лику Христа, подобіе, которымъ, будто-бы Антихристъ главнымъ образомъ и соблазнитъ людей?—Если Нитче думалъ объ этомъ, то это конечно была одна изъ техъ летящих в бездну мыслей, изъ которыхъ родилось его сумасшествіе. Недаромъ въ вещемъ бреду уже начинавшагося безумія называлъ онъ себя не только последнимъ ученикомъ, не только жрецомъ и жертвою Діониса, но и самимъ "распятым Дионисом". Изъ этого-то противоречія сознанія и безсознательной стихіи вышли обе трагедіи — и Л. Толстого, и Нитче, съ тою разницею, что у перваго слепая и ясновидящая безсознательная стихія шла противъ сознанія, а у второго наоборотъ — сознаніе шло противъ безсознательной стихіи. Это-то противоречіе и довело обоихъ до богохульства, которое оба они старались принять за религію. Нитче—тайный ученикъ, явный отступникъ; Л. Толстой—явный ученикъ, тайный отступникъ Христа."

(Гюстав Моро)

*

Очень интересная статья Розанова об аскетизме, распутать бы... Кстати, обожаю жанр "статья о статье") Проблема в том, что Розанов пытается рубить топором, а дьявол-то в деталях, Бог и дьявол - не только в одном учении, но и в одном человеке. Вытащить занозу у медведя - конечно, здорово, а вот уморить послушницу на постройке храма - уже не очень)

"если бы было такъ просто! Запой-бы мы вылечили, отъ морозовъ согрелись-бы амосовскими печами, отъ печальнаго вида страны развлеклись-бы соблазнительными французскими картинками, — но едва-ли бы мы всемъ этимъ выкурили аскетизм. Въ самихъ монастыряхъ создался одинъ терминъ, чрезвычайно приложимый къ сущности аскетизма: духовная прелесть. Весь аскетизмъ есть некоторое духовное роскошествование, есть великое художество воображенія и сердца. Онъ посещаетъ не худшихъ, а лучшихъ; онъ захватываетъ самыя высокія головы каждаго века и уводитъ ихъ за собою... „въ прекрасную пустыню" (выражение одного нашего „духовнаго стиха"). Редко даровитый человекъ не поклонится этому идеалу."

(Данте Габриэль Россетти, а ведь и на Лиз Сиддал весьма похоже)

У людей реально есть тяга и к аскетизму тоже. Сейчас это выливается, к примеру, в веганство, минимализм, экоактивизм, радикальные крылья практически всех течений, радфем в их числе, а как же. Я же про себя поняла, что удовольствия и излишества мне необходимы, не обязательно такие уж "примитивные", хотя я и иерархию низшего-высшего, духовного-телесного подвергаю сомнению и деконструкции. У меня уже другое низшее-высшее, а духовное и материальное - не антиподы, не имеют разграничения и не нуждаются в построении по рангу.

(Джон Уильям Годвард)

"Оно начинается действительнымъ превосходствомъ и кончается чувством этого превосходства. Скажу признаніе: давно я не прохожу мимо аскетическаго „творенія" иначе, какъ съ заключительнымъ словомъ молитвы Господней: „и не введи меня во искушеніе, но избави меня отъ Лукаваго". О, какъ наивны люди въ отношеніи „лукавства'' духовнаго, этого особеннаго, о которомъ предупреждаетъ Спаситель. Думаютъ, „Искуситель"—въ пьянстве, съ пьяной рожей, съ растрепанными женщинами, наконецъ—злой, кровожадный, который царапаетъ людей. О, какъ легко было-бы справиться съ такимъ: мы-бы его прогнали, стуча лучиной о заслонку. Забыли мы древнее, древнейшее сказаніе, что „отпадший ангелъ" былъ второй после Бога по красоте, что онъ — богоподобенъ, близится къ Богу, „почти какъ Богъ".—„Будете, яко бози" —вотъ идеалъ, которымъ онъ поманилъ людей. Это сказано, это буквально. Будете близки къ Богу, будете почти какъ Богъ, „если, падши, поклонитесь Мне", вотъ его второе поманеніе, уже изъ Евангелія. И неужели такой придетъ пьяный? Съ женщинами? Или еще—с черными крылами и распаленнымъ дыханіемъ?! Мальчишескія фантазіи! Конечно онъ придетъ, какъ Богъ, не отличимый отъ Бога, и укажетъ человеку труднейшіе подвиги: „Станете, яко Бози", „будете выше міра". Неужели это не поманитъ съ силою, какъ никогда и никакая женщина! Очень нужно Отпадшему захватить, что полицейскій всякихъ съ улицы пьяницъ и запрятать ихъ... въ свое „пекло". Стоитъ бороться! Онъ оберетъ лучшихъ, оставивъ пьяницъ своему врагу: „Вотъ тебе отребье, населяй имъ свой рай."

Господи, это прекрасно!! Мне нравится этот подкоп, и, в сотый раз скажу: КАК он пишет, Боже мой, вот дар так дар... Но по сути-то, по сути - все равно получается по Евангелию: "отребье" достойнее рая, чем эти ваши "лучшие"))

"Да, и слава у нихъ, и власть, и безжалостность мучить людей: „все знаменія пришествія антихристова", о коемъ сами они пишутъ талантливые трактаты, еще более засоряющіе пылью глаза... „Въ воздухе антихристомъ пахнетъ" — вотъ общее чувство христіанскаго міра, вовсе неизвестное въ міре до- и вне-христіанскомъ. Христіанинъ носитъ въ себе и съ собою это чувство, и потому, куда онъ ни приходитъ, всюду находитъ „знаменія пришествія антихристова".

да вот только не там ищет...

"Аскетизмъ—духовная гордость, „прелесть воображенія", обольщенная совесть. Мы вышли изъ кругооборота міра,—и стали надъ міромъ; „мы — вне міра и его законовъ, вне самаго даже главнаго изъ нихъ—рожденія; мы даже умираемъ не полно, какъ другая тварь, и останки наши еще живутъ, благоухаютъ, творятъ чудеса: ни смерти, ни рожденію не подлежимъ". Неужели не сбылось древнее: „яко бози"? Неужели не велики эти черты страннаго сходства? Неужели не объясняютъ они этихъ странныхъ неудач въ христіанскомъ мире, который, казалось-бы, такъ понялъ Бога и непрестанно съ ужасомъ твердитъ, что онъ „въ рукахъ дьявола".

(Александр Кабанель, "Ева", хотя вполне похоже и на Марию Египетскую)

---

[1] ага, только видела пару-тройку в своем плохоньком альбомчике, откуда и размещаю ужасные фотографии. в сети их не нахожу...

[2] хорошо, что ты и твои увидели) Ницше позволил себе увидеть это только в безумии, по сути.