blackmoon3712

А вот теория любви Диотимы-Сократа весьма проблематична и в своих выводах - сомнительна.

Прежде всего, Сократ совершенно запутывает Агафона: если Эрот есть стремление к прекрасному, то это вовсе не значит, что он сам не прекрасен, и это даже не означает, что любящий, стремящийся к прекрасному возлюбленному, сам безобразен. Нет такой закономерности. Да, мы стремимся к тому, чтобы обладать тем благом, которого нет у нас, а обладание таким благом и есть счастье, и да, мы хотим обладать им вечно - любовь есть стремление к бессмертию. То есть мы стремимся к счастью, которого у нас нет при определенных условиях. А условия и блага могут быть весьма разными. И всё.

Нет, конечно, образ Эрота-философа симпатичен:

"...он валяется на голой земле, под открытым небом, у дверей, на улицах и, как истинный сын своей матери, из нужды не выходит. Но с другой стороны, он по-отцовски тянется к прекрасному и совершенному, он храбр, смел и силен, он искусный ловец, непрестанно строящий козни, он жаждет разумности и достигает ее, он всю жизнь занят философией, он искусный чародей, колдун и софист.

По природе своей он ни бессмертен, ни смертен: в один и тот же день он то живет и расцветает, если дела его хороши, то умирает, но, унаследовав природу отца, оживает опять. Все, что Эрот ни приобретает, идет прахом, отчего он никогда не бывает ни богат, ни беден."

"По сути, всякое желание блага и счастья – это для всякого великая и коварная любовь." - это да. Любовь может быть к науке, искусству и пр.

– Некоторые утверждают, – продолжала она, – что любить – значит искать свою половину. А я утверждаю, что ни половина, ни целое не вызовет любви, если не представляет собой, друг мой, какого-то блага.

Ну так благо это и есть счастье, то или иное, в чем проблема-то:)

А дальше начинается кавардак. Любовь - это "стремление родить и произвести на свет в прекрасном". Очень похоже на творчество, кстати. Но ведь к физиологическому рождению, которое безобразно, вообще-то, это отношения не имеет.

А что "у животных, так же как и у людей, смертная природа стремится стать по возможности бессмертной и вечной. А достичь этого она может только одним путем – порождением, оставляя всякий раз новое вместо старого" - так это совсем другое и о другом. Это - искажение стремления к бессмертию и искажение любви в падшей природе.

Итак, мудрость, которую поведала Диотима Сократу, весьма немудреная: есть люди, так сказать, беременные (стремлением к вечному и прекрасному) телесно, а есть духовно. Первые "обращаются к женщинам", чтобы продолжить свой род, и их тяга к бессмертию выражается точно так же, как у животных (вернее, терпит поражение, как по мне).[1] А со вторыми сложнее, вторые-то хотят родить не детей, а ценности - то, что гораздо ближе к вечному. И путь у них посложнее: начиная с восхищения красивыми телами юношей, он поднимается до любви к прекрасным душам, потом к красоте "нравов и обычаев", которые и делают душу прекрасной, затем к наукам, которые способствуют созерцанию "открытого моря красоты", а не единичного человека, и эта наука, конечно, есть философия. Наконец, философ восходит непосредственно к единой идее красоты, которая вечна, неизменна, не содержит в себе никакого безобразия или недостатка, "все же другие разновидности прекрасного причастны к нему таким образом, что они возникают и гибнут, а его не становится ни больше, ни меньше, и никаких воздействий оно не испытывает".

"И в созерцании прекрасного самого по себе, дорогой Сократ, – продолжала мантинеянка, – только и может жить человек, его увидевший. Ведь, увидев его, ты не сравнишь его ни со златотканой одеждой, ни с красивыми мальчиками и юношами, при виде которых ты теперь приходишь в восторг, и, как многие другие, кто любуется своими возлюбленными и не отходит от них, согласился бы, если бы это было хоть сколько-нибудь возможно, не есть и не пить, а только непрестанно глядеть на них и быть с ними.

Так что же было бы, – спросила она, – если бы кому-нибудь довелось увидеть прекрасное само по себе прозрачным, чистым, беспримесным, не обремененным человеческой плотью, красками и всяким другим бренным вздором, если бы это божественное прекрасное можно было увидеть во всем его единообразии?

Неужели ты думаешь, – сказала она, – что человек, устремивший к нему взор, подобающим образом его созерцающий и с ним неразлучный, может жить жалкой жизнью? Неужели ты не понимаешь, что, лишь созерцая прекрасное тем, чем его и надлежит созерцать, он сумеет родить не призраки добродетели, а добродетель истинную, потому что постигает он истину, а не призрак? А кто родил и вскормил истинную добродетель, тому достается в удел любовь богов, и если кто-либо из людей бывает бессмертен, то именно он."

Вот так всё печально. Классическое античное непонимание ценности и божественности единичной личности и вообще единичного.

Видела как-то где-то текст на эту тему. Очень поверхностный и несерьезный. Не было у этих трех мыслителей ненависти к женщине. А вот путаница, глупейшие ошибки, непонимание сути эмансипации - да, были, и меня это очень обижает, особенно у любимого Бердяева и уважаемого Соловьева. Ну не может быть человеку дано всё, даже гениальному!

Прежде всего, эти мыслители не понимали, о ком говорят, не понимали, что женщина - это попросту человек женского пола. Отличия от человека мужского пола - только в области биологии (которые не столь значительны и при достойном уровне науки преодолимы), все остальное - результат несправедливой гендерной социализации. Нет "женского" и "мужского" мозга.

А эти достойные люди перепутали всё, что только можно было. Самое противное, что они отождествляли женщину с родовой стихией (так автор текста грешит тем же самым - и это в 21 веке да с претензиями на "антитрадиционность"!!), последнюю же не мыслили в отрыве от сексуальной сферы. А идея противопоставления творчества и рождения мне самой очень близка. Только вот творчество я не считаю мужским, а рождение - женским. Я разделяю христианскую идею о том, что мир во зле лежит, а плоть греховна. Только вот дух тоже греховен, об этом любят забывать. Мир и человек повреждены полностью, плоть не греховней духа. Я чувствую тесную связь рождения и смерти - рожденные таким скотским, уж простите, способом, обречены на смерть. Уточняю - я не про секс, который может быть прекрасен и практически безгрешен, иногда, я про беременность и роды. Потому я за освобождение женщин от этого бремени - пусть плод где-нибудь в лаборатории вырастает, а потом его готовенького забирают домой.

Но вопрос смертности-греховности глубже. Ясен пень, что даже если люди научатся размножаться таким гуманным способом, и даже если научатся заменять себе органы на искусственные и жить лет по 500 и даже пока не надоест - они не станут безгрешными. Грех без Бога не преодолеть. И это опять-таки не значит, что людям не надо улучшать свою жизнь - еще как надо! Соловьев периода "Чтений о Богочеловечестве" считал идеи гуманизма и прогресса частью христианства. И Бердяев был абсолютно прав, пророчествуя о гибели рода и привычной органической жизни, природного материнства. Но означает ли это гибель женщины, победу над ней, как это утверждает автор текста? Да ничего подобного! Напротив - это означает более человеческую, более качественную жизнь женщины, да и мужчины тоже.

Так что мыслители эти были очень правы, ополчившись на родовую стихию - штука эта довольно противная и явно является одним из главных последствий грехопадения. Неправы же, повторюсь, в том, что намертво связали род, секс и женщину, хотя это всё очень даже разное и отдельное. Но им как бы простительно этого не знать, у них другие заслуги. Даже Федоров, который мне скорее антипатичен (так и разит от него патриархальностью), глубоко прав в утверждении огромных возможностей науки и религиозной активности, дерзновения человека. Его печаль о смерти и желание ее преодолеть - глубоко нравственны.

Далее, идея андрогина у Соловьева и Бердяева - в основе своей верная, несмотря на туманности и даже явные ошибки. Попросту говоря, человек-личность не может быть только мужчиной или только женщиной - в нем переплетаются их "черты". Это - важный шаг к более верной идее гендерного нигилизма - да нет "мужского" и "женского" вовсе, есть только человеческое. (Отсюда возникает важный вопрос - а если гендер произволен, то нужны ли операции по смене пола?)

Глубоко прискорбно и даже возмутительно отторжение "плоти" у этих мыслителей, глубокая убежденность в греховности секса как такового. Причем секс как будто чуть ли не самое грешное и даже первооснова греха. Хотя, правда скорее в том, что секс... очень важен, он пронизывает всю жизнь, всего человека, все слои бытия, а потому его отравленность грехом особенно заметна и болезненна.

Но это, увы, давняя религиозная традиция, и не только христианская. Справедливости ради надо отметить, что безгрешное в жизни человека вообще крайне редко встречается, но касается это не только секса, а всего. Однако градации "хуже-лучше" все-таки существуют. Еще необходимо заметить, что даже у них бывали просветы, проскакивали хотя бы намеки на то, что просветленный союз плоти и духа возможен. Просто их надо внимательно читать, а не цитаты дергать) Иначе зачем Соловьев (где - не помню) упорно отделял аскетизм от преображенной эротической любви, а ее, в свою очередь - от семейной жизни? А Бердяев абсолютно точно в великолепной книге "О рабстве и свободе человека" писал о союзе духа, души и тела в истинном браке. И много-много раз повторил, что брак без любви - безнравствен, что люди обязаны развестись, если разлюбили друг друга.

Вообще, вот из Бердяева такой же традиционалист, как из меня - террорист. Опять же повторюсь - это именно редкие просветы, в основном у них по этой теме - боль, тлен и безысходность. Но тому есть как социальные, так и духовные причины. Они многое понимали интуитивно и глубоко, ту же трагедию невозможности любви, но путались и выражались неудачно.

Соловьев, увы, как многие и многие, пал жертвой идеи противопоставления духа плоти и фикции под названием "вечная женственность": Пандемос-Урания, Мадонна-Блудница... как только ни обозначали этот бред. Его идея Софии представляется мне совершенно излишней, так как человек - звено между миром и Богом, больше никого выдумывать не надо. "Женственность" же здесь появляется по двум причинам: во-первых, вроде как "естественно", что гетеросексуальный мужчина-мистик притягивается к женскому образу Божества, во-вторых, традиционное христианство не давало такого образа (Богоматери-заступницы к тому времени было уже недостаточно), а женский вопрос уже стучался в двери, "женское" нуждалось в серьезном осмыслении, переосмыслении и, как итог - в преодолении, реакцией на это и оказалась данная неудачная философско-теологическая конструкция.

Бердяев же лишь нащупал некую правду об андрогине, "вечно женственное" он не понимал, не любил, да правильно и делал. Да, его рассуждения о реальных женщинах приводят просто в ужас и показывают его с худшей стороны, мало того - порой заставляют сомневаться в его умственных способностях. Как же можно не понимать такой простой вещи: все отличия женщин и все их недостатки - не от "природы", в любом понимании этого слова, а от социализации! Хитрость, слабость, лживость - добродетели раба, а рабами не рождаются - становятся! Плюс "мужской взгляд", из которого даже гениальный мыслитель не в силах был выскочить! Но, простите, а кто тогда это понимал? А сейчас это многие понимают?! То-то же.

Все три мыслителя глубоко неправы в нападках на женское освободительное движение. Это бесспорно и я даже не собираюсь их оправдывать. Но если говорить о Бердяеве, то этой глупостью он занимался только по молодости. Далее он эту тему не затрагивал. И всегда понимал, что эмансипация - лучше "лицемерного принуждения в старой семье". Господь его поучил малость: в юности он осуждал женщин, желающих стать врачами, а в старости его лечила женщина-дантист. Не знаю, заметил ли он эту иронию вообще, но претензий к работе доктора у него не было.

Что ж не устраивало его в эмансипации? Практически то же самое, что и во всех реальных социальных процессах - их несовершенство. А он же - максималист и идеалист. Все борцы, и феминистки в том числе, склонны перегибать палку там, пересаливать здесь... Люди несовершенны. Но и сам философ демонстрировал глубокую зараженность мужским шовинизмом, бесстыдно утверждая, что женщина должна вдохновлять мужчину на творчество, но сама к творчеству неспособна. Но еще его огорчал демонстративно некрасивый внешний вид многих феминисток, и тут я его понимаю и даже поддерживаю. Я сама эстет еще тот. Но я и их понимаю - к этому их вынуждают мужчины, для которых красивая женщина - только сексуальный объект, вынуждают предрассудки типа "или умная, или красивая".

Да, эти три мыслителя не ненавидели женщин, но у них были глубоко ошибочные и чисто мужские взгляды на их "предназначение". О своей предвзятости они даже не догадывались. Что никак не умаляет значения их других идей, и особенно - идей моего любимого Николая Александровича.

с опаской относился к "женственности" в Божестве - она ассоциировалась непременно с сексуальностью, а сексуальность - обязательно с грехом. Это только сейчас понятно, что, как минимум, сексуальность не связана обязательно с половой полярностью. Потому наивен Даниил Андреев - если служителями богини будут женщины, это еще не гарантия избавления от эротических переживаний в культе. Он просто не слышал песню "Black Madonna":) Да и надо ли избавляться?!

Романтическая эстетика К. Н. требовала существования зла наряду с добром. Это повлияло и на все его понимание христианства.

"Христианство не отрицает обманчивого и коварного изящества зла; оно лишь учит нас бороться против него и посылает на помощь ангела молитвы и отречения. Поэтому-то и родственность романтизма эротического и романтизма религиозного в душе нашей так естественна и так опасна".

Увы, Леонтьев никогда не продумал глубоко, чем же так прекрасно зло, в каком смысле. Лично у меня, в основном, два варианта. Зло прекрасно либо потому, что оно - добро (и тут самый прекрасный пример - земная любовь, которую христиане в лучшем случае считают "слабостью"; Карамзин так вообще каялся в том, что любит жену и детей), либо прекрасно, как игра. Мне нравятся фильмы о вампирах и всякой готичной нечисти - но потому-то мне и прикольно, что это всё не по-настоящему. Смерть, страдания, битвы, даже болезни - всё это может быть сильно опоэтизировано и облагорожено в искусстве, но только потому и может нравиться. В жизни всё это некрасиво, а многое даже и приукрасить невозможно. Или Леонтьеву реально нравились изнасилования женщин и резня детей? Ну или хотя бы смерть от голода и роды? Ну тогда он, простите, психопат, и говорить с ним не о чем. Он не мог выносить грязь под ногтями у жены - и считал быт крестьян поэтичным?.. Издалека-то поэтично, а как только к тебе подойдет тот же крестьянин поближе - ах, несите мой надушенный кружевной платочек...

Ужас гибели временной и вечной лёг в основу его веры. Ведь обращение его произошло в болезни, из страха смерти телесной (даже не вечных мук, это он сам уточнил), и было буквально таким: "Матерь Божия! Рано! Рано умирать мне!.. Я ещё ничего не сделал достойного моих способностей и вел в высшей степени развратную, утонченно-грешную жизнь! Подними меня с этого одра смерти. Я поеду на Афон, поклонюсь старцам, чтобы они обратили меня в простого и настоящего православного, верующего в среду и пятницу и в чудеса, и даже постригусь в монахи".

Особенно умиляют "утонченно-грешная жизнь" и "вера в среду и пятницу"...

К. Н. окончательно становится православным, но окончательно христианином он не сделается никогда. И это Бердяев повторяет два-три раза.

Или - Венера Милосская, Возрождение, Пушкин, или - Афон, Оптина Пустынь, старец Амвросий.

И эта двойственность осталась в нем навсегда, будто душа его состояла из Афона и Олимпа, наглухо отгороженных друг от друга. И это не могло его не беспокоить, но поделать он ничего не мог, и старцы не могли. И это значило, что он так и не стал христианином, особенно по его же критериям.

Старец Амвросий благословил его на продолжение литературной деятельности. Все почти им написанное благословлено старцем. Это единственное в своем роде явление в истории русской литературы. Старцы одобряли внутренний духовный путь К. Леонтьева, считали его истинно православным.

Он не гностик по своему духовному типу, он скорее антигностик. Он не интересуется созерцанием и познанием Бога и божественных тайн. Он и не богослов, он малосведущ в богословии и мало занимался богословскими вопросами. В этом отношении его нельзя сопоставлять с Хомяковым или Соловьёвым. Нет у него никакого выработанного религиозно-философского учения. Вера для него была насилием над разумом, и этим насилием он более всего дорожил. Он не знает никаких познавательных путей к Богу. Религиозный тип его полярно противоположен всякому имманентизму и монизму.

Это - резко дуалистический и трансцендентный тип религиозности. Дуалистичный и трансцендентный тип религиозности отвечал его эстетическим потребностям в полярности и контрасте, в светотени.

Он страх ставил выше любви в религиозной жизни, потому что страх - начало двуликое, а любовь, по его мнению, - начало одноликое. Он не выносил состояния тождества, ему нужно два начала, полярная раздельность и полярное притяжение, нужна дистанция. Без этого он не испытывает религиозного пафоса.

Не религиозное учение интересно в К. H., а религиозный путь его, религиозная судьба его. В религиозном учении его слишком многое неверно.

Религиозный путь Леонтьева учит тому, что на почве его понимания христианства, как дуалистической религии трансцендентного эгоизма, не могут быть разрешены основные проблемы жизни.

Он так до самого конца и не познал религиозного покоя, религиозного мира, светлой радости. Ужас не покидал его. Это какой-то дохристианский, античный ужас, осложненный средневековым ужасом ада. Mysterium tremendum - по терминологии Р. Отто. И он не только испытывал этот ужас - он его проповедовал.

"Нужно дожить, дорасти до действительного страха Божия, до страха почти животного и самого простого перед учением Церкви, до простой боязни согрешить".

Страх лежал в основе религиозного обращения К. Н., духовного перелома его, и он навеки связался для него с религиозным подъемом и улучшением. "Страх животный унижает как будто нас. Тем лучше унизимся перед Богом; через это мы нравственно станем выше. Та любовь к Богу, которая до того совершенна, что изгоняет страх, доступна только немногим".

Вот это у них любимое: страх для всех, любовь для избранных - а ведь Евангелие говорит только о любви. Да, оно грозит порой всякими ужасами - но как раз тем, кто не проявляет не то, что любви, а обыкновенной жалости. И уж конечно, Иисус никому не поручал терроризировать своих друзей страхом вечных мук. Он обращается к каждому - об этом часто забывают.

"Да, забота о личном спасении души есть трансцендентный эгоизм; но кто верит в Евангелие и св. Троицу, тот и должен прежде всего об этом заботиться. Альтруизм же "приложится" сам собой".

Нет:) Евангелие говорит "кто будет спасать душу, тот ее потеряет", а приложится "все остальное" не при паническом спасении души, а при поисках Царства Небесного. Леонтьев со старцами Царства Божьего не искал, а пытался заслужить лично для себя.

Он сильнее чувствовал Бога-Отца, чем Бога-Сына, Бога страшного, далекого и карающего, Бога трансцендентного, чем Бога искупающего, любящего и милосердного, близкого и имманентного. Отношение к Богу для него было прежде всего отношение страха и покорности, а не интимной близости и любви.

У него почти нет слов о Христе. Из Евангелия, из Священного Писания он цитирует только те места, в которых говорится, что на земле не победит любовь и правда, ему близки лишь пессимистические ноты Апокалипсиса. Более всего ненавистны ему попытки придать христианству гуманитарный характер.

С религиозной точки зрения он относился подозрительно к любви без страха, к любви автономно-моральной и гуманной. Такая любовь есть "самовольный плод антрополатрии, новой веры в земного человека и в земное человечество".

"Гуманитарное лжехристианство, с одним бессмысленным всепрощением своим, со своим космополитизмом - без ясного догмата, с проповедью любви, без проповеди "страха Божьего и веры"; без обрядов, живописующих нам самую суть правильного учения... - такое христианство есть все та же революция, сколько ни источай она меду; при таком христианстве ни воевать нельзя, ни государством править; и Богу молиться незачем... Такое христианство может лишь ускорить всеразрушение. Оно и в кротости своей преступно".

Ну вот, пошел мешать всё в кучу... Христианство исключительно гуманитарное, без мистики, разумное, моральное, приглаженное, без парадоксов и антиномий - как минимум скучно. Я большую неприязнь испытываю к "демифологизаторам" типа Бультмана. Да и Робинсон нехорош, когда прескучно полкниги доказывает, что нет иного мира и что Бог - не личность, и Тиллих весьма нехорош со своей христологией. И это только некоторые. Вот именно, что христианство - революция, да такая, какой мир не видел. При обычной революции как раз и воюют, и правят, а вот при христианстве всего этого, по совести, делать нельзя, можно только Богу молиться, и то именно "низачем", просто так, без особых надежд на чудо - а без чуда могут и мирские средства помочь, практически от всего. И христианство - не подпорка, чтобы оттянуть "всеразрушение". Скорее, оно его ускоряет...

По сравнению с Соловьёвым К. Н. отличался религиозной робостью и покорностью, он не дерзает взять на себя инициативы и почина религиозного творчества. "Если бы мне было категорически объявлено свыше, иерархически объявлено, что вне Римской церкви нет мне спасения за гробом и что для этого спасения я должен отречься и от русской национальности моей, то я бы отрёкся от нее не колеблясь... Ни Всевосточный собор, ни восточные патриархи, ни Св. русский синод - мне этого ещё не сказали! Владимир Соловьёв для меня не имеет ни личного мистического помазания, ни собирательной мощи духовного собора... Катехизис, самый краткий, сухой и плохо составленный, для меня, православного, в миллион раз важнее всей его учености и всего его таланта!.."

"Боязнь согрешить не позволяет мне идти с вами дальше. Епископы и старцы ещё нейдут, и я не пойду"

Тут чувствуется огромное различие между Вл. Соловьёвым и К. Леонтьевым. Соловьёв чувствует призвание пророческого служения в Церкви, он дерзает религиозно творить и религиозно познавать сокровенные тайны Божьи. Леонтьев же прежде всего спасается в Церкви, в Церкви он был смиренен и послушен, он уходил в Церковь от гибельных своих дерзновений в миру... Он боялся религиозного творчества как помехи и опасности для своего спасения, он не ощущал в себе пророческого призвания.

К. Н. оставлял за собой свободу мысли и мнения в богословских вопросах, возможную и при подчинении жизни своей старцу. Он не считал возможным ограничить жизнь Церкви одним охранением известного, испытанного и общепризнанного. "Миряне могут и должны мыслить и писать о новых вопросах". Для христианина нужна простота сердца, а не простота ума. "Что за ничтожная была бы вещь эта "религия", если бы она решительно не могла устоять против образованности и развитости ума!"

Но сам К. Н. не мог уже воспользоваться желанной свободой религиозной и богословской мысли. Ужас гибели, жажда спасения подрезали его крылья, ослабляли его творческое дерзновение. "

Вопрос о Боге — это вопрос о том, реальна или иллюзорна глубина бытия, а вовсе не о том, живет ли некое Существо там, за небом голубым или где-нибудь еще. Вера в Бога — это ответ на вопрос о том, «что вы принимаете безоговорочно всерьез», о том, что есть для вас последняя реальность.

Разные варианты будут, в т.ч. и не тянущие на последнюю реальность. Безусловное - оно же не само по себе? Оно в личности. Так вопрос в том, только ли в нашей? Еще думаю, что Бог сейчас все же глубже проник в людей, выявив и их как людей - раньше священное воспринималось как чуждое, и даже нравственное - как противоречие естественному человеку, откуда и супранатурализм. Сейчас люди начали понимать, что это есть их подлинная глубина. Но выражают очень коряво, и мешает им вовсе не принцип Бога-Личности, о котором они мало знают, а образ Бога созданный супранатуралистами. Только вот зачем все это отождествлять? Точно так же и можно сказать: надо научно изучать человека, и никаких "глубин" не окажется. Просто мало изучили еще. И все. И тогда уже точно отступать будет некуда. "Последняя реальность", до которой никогда не докопаться натуралистам, что и Робинсон особо подчеркивает - тоже попытка отступления и защиты. И жертвовать Личностью смысла нет - невероятное заменяют еще более непонятным.

"сама натуралистическая критика супранатурализма указывает на глубины, божественные глубины опыта, объяснить которые она не может." "Необходимость имени «Бог» доказывается тем, что существуют глубины нашего бытия, которые не может или не хочет признать натурализм..." Итак, мы тоже цепляемся за то, что нам объяснить не могут, и непонятное науке называем божественным:) А если, как сказал Бонхеффер, нам объяснят? И нет никакой глубины и трансцендентности, а только законы природы!!! И ведь и этику можно на них построить - ее зачатки есть у животных, следовательно (почему-то) Бог совсем не нужен.

Необходимо уточнить, насколько трансцендентна Глубина и Основа Тиллиха, не является ли она просто обоснованием этого мира таким, каков он есть. Я прочитала все его главные труды, но для меня это так и осталось неясным.

ДОЛЖНО ЛИ ХРИСТИАНСТВО БЫТЬ «МИФОЛОГИЧЕСКИМ»?

Да, но если понимать миф как Бердяев:
http://blackmoon3712.livejournal.com/56218.html
http://blackmoon3712.livejournal.com/56372.html
Да и потом, даже если Тиллиха вспомнить, любой разговор о Боге предполагает миф и символ.

"...мы все же останемся с мифологическим по существу представлением о Боге и о Его отношении к миру. Ведь за такими выражениями, как «сотворил Бог небо и землю», «Я сошел с небес», «послал Бог Сына Своего в мир» стоит картина мира,
изображающая Бога как некую личность, которая живет на небе; этот Бог отличается от богов языческих тем, что говорит: «Нет бога, кроме Меня».

Вот, личность оказывается не только супранатуралистичной, но и мифологичной в самом дурном смысле слова. Почему??? Не это основное отличие Бога. В ВЗ истинное имя Бога звучит как "Я ТОТ КТО Я ЕСТЬ". Здесь ключевое - именно "Я", вне "Я" ничего нет, в том числе и бытия, "Я" - первично.
Кстати, удивительно хорошо написано об этом в православной энциклопедии: "В имени Яхве Бог открывает Себя. Открывает не Свою «сущность», но Личность. Трансцендентность такого откровения придает ему характер несводимости к каким бы то ни было проявлениям - в т. ч. силы, мощи и даже бытия, поскольку утверждение «Я есмь Сущий» не апофеоз бытийности, а ее превосхождение. В этом утверждении центральным является именно «Я». И здесь экзистенциальный и персоналистический характер Яхве подчеркивает не Его бытийный, а сверх-бытийный характер, скорее Его присутствие и со-присутствие Своему народу."
Утверждение, что личность превосходит бытие, что вне личности нет никакого бытия, а если так, то понятно, что и Бог должен быть Личностью. По-моему, утверждать какое-то бытие вне личности вообще абсурдно. Я вижу проблему в супранатурализме, но не вижу ее в персонализме.

"Бытие - есть мысль. Сущее - я есть". (Бердяев о философии Вл. Соловьева) Ведь именно Библия дает повод мысли о первичности субъекта, и именно здесь противоречие между "Богом философов" и "Богом Авраама". Субъективная философия Бердяева, в сущности, говорила о Боге Авраама, потому его порой и отказываются признать философом - философия, мол, всегда "объективна", то есть абстрактна и безлична. Примирение, конечно, возможно - истолкованием "Бога философов" апофатически, но все равно явный перевес должна получить философия субъективная.

Примитивна ли личность с философской точки зрения??? Что касается чудес, то философски их можно как обосновать, так и опровергнуть. И вот принципиальное опровержение кажется мне более примитивным, чем осторожное, нефанатическое обоснование. Возможность чудес - для меня не супранатурализм, а утверждение свободы, возможности прорыва и выхода за рамки. Супранатурализм - рабство у бытия , подобного нашему, чудеса - свобода Бога и человека от власти "мира". Христианство не только имманентно человеку, на что небезосновательно напирает Робинсон, но и необходимо дуалистично, пока есть "мир сей" с его чертовыми законами, скукой и обыденностью.

"То, что Тиллих подразумевает под Богом, прямо противоположно любому deus ex machina, любому сверхъестественному Существу, к которому можно «обратиться», повернувшись к миру спиной, и на вмешательство которого извне можно было бы рассчитывать. Бог не «потусторонний». А потустороннее должно быть, но в то же время оно должно быть не над/вне, а быть родственным глубинам нашей личности. Эти богословы не учитывают антиномий. Они хотят сказать, что Бог близок нашим глубинам, что трансцендентное есть имманентное, но коряво. Так что их можно истолковать и так, что решение всех социальных проблем - это и есть Царство Божие, иного не будет. А новая небо и новая земля, Новый Иерусалим - что вы, как можно, это же "потустороннее вмешательство"!

ДОЛЖНО ЛИ ХРИСТИАНСТВО БЫТЬ «РЕЛИГИОЗНЫМ»?

Смотря что понимать под религией! Если связь с Тем, Кто освобождает¸ Кто может перевернуть порядок этого мира - да. Религия, оправдывающая скуку мира или религия без Бога мне не нужна. Да и с тем, что говорил Иисус, не стыкуется. Но для Робинсона (вернее, для его оппонентов, это я понимаю) религия - непременно какая-то бездушная и неумная супранатуралистическая система с deus ex machina во главе. Разумеется, вот таким христианство быть не должно.

Забавно, как по-разному можно понимать слова, хотя бы и "религию". В сущности, "религиозное" для Робинсона - это социальное в религии, поверхностное и искаженное, что для Бердяева было уже "нерелигиозным" по сути. Мне кажется, что хотя бы здесь Бердяев более точен в использовании терминов:)

"До сих пор, говорил Бонхёффер, Церковь основывала свою проповедь Евангелия на апелляции к религиозному опыту, к потребности в какой-либо форме религии, которую в глубине души чувствует каждый человек; на апелляции к потребности в Боге, Которому можно отдаться и с помощью Которого можно объяснить мир. Ну а если люди почувствуют, что прекрасно могут обойтись без «религии», без жажды личного спасения, без чувства греховности, вообще без всякой нужды в «этой гипотезе»? Должно ли христианство в таком случае стать уделом тех, кто всё еще наделен этим чувством недостаточности, этим свободным местом для Бога, или кому подобное чувство можно внушить? Бонхёффер отвечает на свой вопрос, что Бог намеренно призывает нас в нашем двадцатом веке к такой форме христианства, которая не зависит от отношения к религии, как апостол Павел призывал людей первого века к форме христианства, не зависящей от отношения к обрезанию."

Тут Бонхеффер нас путает, честно. Религиозный опыт - не то же самое, что форма религии. Богу можно отдаться, но Он не объяснит мир:) Это правда, что вера - дар, что есть люди, попросту не одаренные религиозно. Дело не в том, что их стало больше, дело в том, что пришла пора признать этот факт. Церковь видимая должна стать гораздо меньше (и потому честнее), чем раньше, это нормально. Но если помнить, что Дух дышит где хочет, то и в неверующих может действовать Бог, и они могут быть в Церкви (но не в церкви - смысла нет) - вот как я понимаю Бонхеффера. Что понимать под религией? Веру во что-либо? Тогда атеизм тоже религия. Жажда личного спасения, думается, есть у каждого, просто в разных формах. Иногда она скрыта, вытеснена, но никогда не уничтожена. Греховность подтверждают психология и совесть, наличие "хорошо" и "плохо" в любом обществе. "Эта гипотеза"? Здесь слышится мне какая-то устаревшая идеологическая схема - "обоснования" мира, какие-то "доказательства", "первопричина"... Но христианство не таково. Христианство - религия, и должно быть религией. Но не только. Религия - это то, что указывает на глубину и смысл жизни. Впору задать вопрос, что делать религиозно одаренным, они в идее Бонхеффера как-то не учтены. Его необходимо уточнить, а то ерунда получится. Можно и нужно указывать неверующему человеку на его фактическое, бессознательное, фрагментарное единство с Богом, но это совсем не то же самое, что назвать его на этом основании христианином. Вера должна быть осознанной попросту потому, что Царство Божье требует целостности, в которую и разум с сознанием входят...

"Мир, осознавший себя и законы своей жизни, настолько уверен в себе, что нам становится не по себе; неправильное развитие и неудачи не в состоянии поколебать мир в его представлениях о необходимости пути, по которому он развивается;" Откуда этот путь? Сам собой? Как может быть телос у чистой случайности? Необходимо, не зацикливаясь на сознательной безбожности, оценить с точки зрения Евангелия достижения этого мира. А они явно велики. Неужели Бог ненавидит людей, чтобы отвергать улучшение их здоровья и качества жизни, смягчение уголовных наказаний, социальные гарантии и эмансипацию? Вот от этого надо идти. Разумеется, в этих делах мир Богу угоден, пусть он и не знает об этом. А надо бы, чтоб знал, но как, если и большая часть церкви не понимает и не признает мир и осуждает его за все подряд... Вот где проблема!..

"Делаются попытки доказать ставшему совершеннолетним миру, что он не может жить без опекуна — «Бога». Не в том дело, как раз на опекунство Бог не претендует. Богу уже давненько нужны совершеннолетние дети.

"Хотя по всем мирским проблемам и была подписана капитуляция, тем не менее остаются так называемые «последние вопросы» — смерть, вина,  —  на которые может дать ответ только «Бог» и ради которых необходимы Бог, церковь и священники. Наше существование в известной степени обеспечивается этими так
называемыми последними человеческими вопросами. Но как быть, если в один прекрасный день они уже перестанут быть «последними» или же на них будут получены ответы «без привлечения Бога»?.."

А как??? В том и дело, что для меня это предположение невозможно. Никакая психология не понимает истинных глубин человека, мало того, часто старательно их отрицает. А смерть? С ней не смириться, а если даже наука сможет продлевать жизнь человека бесконечно, то это совсем не то.

"Нападки христианской апологетики на совершеннолетие мира я считаю, во-первых, бессмысленным, во-вторых, нечестными, в-третьих, нехристианскими." По большей части согласна.

"Бонхёффер говорит о Боге «религии» как о deus ex machina. Он должен быть где-то «там», чтобы на него можно было вовремя сослаться, когда у нас не хватит собственных знаний или способностей. Но такому Богу придется отступать все дальше и дальше по мере роста человеческих познаний." Но я-то говорю вовсе не о таком Боге:)

"В науке, в политике, в этике уже нет нужды в таких суррогатных ответах, тут от Бога уже не ждут каких-нибудь гарантий, решений или помощи."

Причем тут гарантии? Еще Хомяков писал, что Бог и Церковь не имеют и не дают гарантий, это вообще несовместимо.

«Своей «религиозной» проповедью мы можем воздействовать разве что на нескольких «последних рыцарей», да еще на кучку интеллектуально нечестных людей. Неужели это и есть «малый остаток избранных»? Неужели мы, перебивай друг друга, наступая друг другу на ноги и всё более разочаровываясь, обрушимся именно на эту сомнительную группу, пытаясь сбыть наш залежалый товар? Неужели мы набросимся на нескольких несчастных в минуту их слабости, чтобы, так сказать, религиозно их изнасиловать?»

Много избранных и не бывает:) Можно нормально относиться к атеистическому миру и видеть в нем Бога, можно и нужно. Но подстраивать под него свою веру - нет. Вообще, в отказе от Бога-Личности мне видится опасность и для человеческой личности. История многократно доказала, что без Бог не утвердить человека, а без человека не утвердить Бога.

Очень правдиво сказано, но надо прежде определить, что есть в религии "залежалый товар" - много чего, но только не идея Личности. И мне всегда неприятно, когда человеку навязывают религию, пользуясь его слабостью, горем, разочарованностью... Но в таких случаях то, что навязывают, в сущности имеет мало отношения ко Христу.

«Бог, Который с нами, есть Бог, Который хочет, чтобы мы жили без рабочей гипотезы о Боге, есть Бог, пред Которым мы постоянно пребываем. Пред Богом и с Богом мы живем без Бога. Бог дозволяет вытеснить Себя из мира на крест, Бог бессилен и слаб в мире, но именно в этом и только через это Он с нами и помогает нам...

В этом кроется коренное отличие от всех религий. Религиозность указывает человеку в его бедах на могущество Бога в мире, Бог — deus ex machina. Библия же указывает человеку на бессилие, на страдание Бога; помочь может лишь страждущий Бог. В этой связи можно сказать, что описанное развитие к совершеннолетию мира, которое помогло разделаться с ложным представлением о Боге, расчищает для взора библейского Бога, Своим бессилием завоевывающего власть и пространство в мире.».

Но это ведь речь совсем о другом. Это не значит отрицание Личности Бога. Это значит, что Личность - другая, чем мы думали, и христианский Бог никогда не обещал помощи в этой жизни, и даже наоборот - обещал проблемы. Если Он фактически бессилен в этом мире, это ведь не значит, что Его нет. Это какая-то архаическая установка - существует только тот, кто может меня изнасиловать... Такая постановка вопроса возможна, если совсем не знать передовой православной мысли (Бердяева). Взять хотя бы его статью "Творчество и спасение"... Он прямо называет положительные и подлинно творческие процессы в мире - "неосознанно церковными", религиозными, Богочеловеческими.

«Как может Христос стать Господом и для нерелигиозных?».

Никак или неприметно. А вырабатывать "приемлемое" сознательное учение о Нем для людей, не одаренных верой - ненужно и даже вредно. Принципа всепроникающего Духа Св. вполне достаточно для того, чтобы благословить мир, "оправдать" его с религиозной точки зрения и сотрудничать с ним в том, что угодно Богу, что способствует возрастанию любви, свободы, творчества и личностности в мире.

Робинсон еще изначально неправ в том, что ищет религии "общедоступной". (И ведь самое что забавное - то, что он проповедует, отнюдь не общедоступно. Чтобы понять его "первореальность-любовь", надо обладать либо философским мышлением, либо соответствующим жизненным опытом. А даже опыт не у всех есть. Все-таки, письма благодарности Робинсону не совсем простые люди писали...)

Он смешивает две проблемы: общедоступность и открытость миру, оправдание его бессознательно богоугодных дел. Общедоступное не значит истинное, бывает и наоборот:) И многочисленное не значит реальное. Один человек бывает правее целого народа. Количество всегда скорее губило и искажало христианство. "Настоящие, не формальные, не номинальные, не условно-риторические христиане всегда будут меньшинством" (Бердяев).

Христианам должно идти навстречу миру не потому, что он больше и сильнее, а потому, что он в чем-то прав, где-то реализует Божью правду, которую прежние христиане не только игнорировали, но и гнали. Соединиться возможно лишь в Божьей правде. А если ее когда-нибудь совсем не станет, то надо решительно отвернуться, уйти и даже погибнуть, но не пойти на компромисс с сатаной.

Бог "по словам Бонхеффера, «трансцендентен посреди нашей жизни», Он есть глубина реальности, достигаемая «не на пределах человеческого, а в средоточии его», не каким-то бегством «единого к единому, но, по прекрасному выражению Кьеркегор, в результате «более глубокого погружения в существование». Ведь слово «Бог» означает предельную глубину всего нашего бытия, творческую основу и смысл всего нашего существования.

Кьеркегор в эту компанию вообще не вписывается, правда. Он рвался именно к трансцендентности, лично, и существование было для него не глубиной безличного "бытия вообще", "жизни вообще", а существованием именно его личности, глубина - глубиной его личной трагедии. Существование "я" для него было первичнее всякого "бытия". Этим он принципиально отличается от Тиллиха и иже с ним. Если бы Тиллих сказал "глубина личности", это было бы мне понятнее, да и в целом вернее, потому что личность - единственное, что действительно подобно Богу в нашем мире.

Да это истинная революция! Это огненная стрела, которая летит из ВЗ сквозь НЗ прямиком в Завет Третий! Откровение личной и полной любви, которое она несет, раскроется только там. Конечно, она ветхозаветна в том смысле, что концентрирует в себе все намеки на истинную любовь в ВЗ, пусть пока она исключительно стихийна (как пример - необъяснимая, сильная и прочная любовь Иакова к Рахили). Она и новозаветна, хотя, казалось бы, НЗ проходит почти мимо этой любви - учение Посланий о браке почти не в счет, слишком часто оно приземленно, социально и возмутительно несправедливо к женщине. Но Христос говорил об истинном браке - "слиянии в плоть едину", о вечности настоящей любви, Евангелие же в целом открывает совершенно другой взгляд на женщину. Поэтому "Песнь песней" новозаветна - своей революционностью, духом свободы и утверждением вечной любви, которая имеет ценность в самой себе.

В своей замечательной книге "О рабстве и свободе человека" Н. Бердяев все поставил на свои места, в т.ч. и вопрос о целях физического соединения мужчины и женщины. Основных всего три: слепое удовольствие (или "удовлетворение физиологической потребности"), продолжение рода, выражение любви. Первые две цели сами по себе безнравственны (да, и продолжение рода тоже, потому что оно делает личность и ее упования своим орудием), вторая к тому же лицемерна. Истинная цель - третья. Не могу удержаться от цитаты: "смысл полового соединения в соединении с любимым, в достижении полноты от этого соединения. Это смысл личный и единственно допустимый, морально и духовно оправданный, и он предполагает одухотворение пола... оправдано только такое половое соединение, которое означает стремление к "личному счастью" любящих, хотя нельзя верить ни в какое "счастье". Смысл и оправдание брака лишь в любви." Конечно, любовь неотделима от удовольствия и может сопровождаться деторождением[1], но это все уже вторичное. Никто и представить себе не может, как я ценю единомышленника в Бердяеве, особенно в теме любви! Как было для меня важно согласиться в этом хотя бы с одним христианином! Они же все добропорядочно-поголовно помешаны на оправдании "греха" продолжением рода, личная любовь у них вообще где-то в загоне!.. До него я думала, что одна такая - и это ужасно тяжело, можно сломаться.

Недавно еще с головокружительной радостью читала "Смысл любви" Вл. Соловьева. Еще один "трезвый среди пьяных", он элементарно доказывает, что "смысла половой дифференциации (и половой любви) следует искать никак не в идее родовой жизни и ее размножения, а лишь в идее высшего организма". И приводит простейший и бесспорный факт: чем выше уровень животного, тем сильнее половое влечение и общение полов и тем слабее размножение. Рыбы бесстрастны, и у них миллиарды мальков, люди могут испытывать сильнейшую страсть и привязанность без всякого размножения. Поэтому любовь и размножение "не могут быть поставлены в неразрывную связь друг с другом, - ясно, что каждое из них имеет свое самостоятельное значение и что смысл одного не может состоять в том, чтобы быть средством другого." Не замечали, что многие эталоны любви в мифологии и литературе - бездетны?:) И еще: у людей любовь "принимает тот индивидуальный характер, в силу которого именно это лицо другого пола имеет для любящего безусловное значение как единственное и незаменимое, как цель сама в себе". Родные мои, как бы я без вас жила, как же я вас люблю!.. Без вас не было бы меня. Ну была бы  - так сломалась, непременно бы сломалась с этими чугунными лбами, махровыми язычниками, которые называют себя христианами, а сами изощряются в способах убийства личности!.. Отрицание личной любви, проповедь безличного добродетельного размножения - один из этих способов! Простите, люди праведные, но я вам - не скотина, а человек, и цель имею в себе самой, а не в "потомстве". За резкость тоже простите - слишком больно и тяжело мне с вами, даже на расстоянии...

Любовь и в самом деле никак не связана с семьей, родом, деторождением. Это все, к сожалению, заменяет любовь обыденностью. Так вот "Песнь песней" еще до Рождества Христова провозгласила эту истину. Любовь "Песни песней" нельзя назвать семейной, родовой, официальной - она тайная, скрытая, даже запретная, подпольная. А любовь и должна быть тайной. Любовь "Песни песней" свободна, т.е. независима от вмешательства обстоятельств и других людей. Она абсолютно личная, направлена исключительно на данное лицо. А в любви любой третий всегда лишний, и в этом трагизм деторождения - вроде и надо, а любовь исчезает в 99% случаев. В то же время любовь "Песни песней" - не греховное вожделение, не легонькое развлечение. В ней есть не только тело, но и душа с духом. А грех как раз и заключается в расчлененности, в отделении и отчуждении - духа от тела, человека от человека, человека от Бога и т.п.

(Кстати, обратная сторона греха - это поглощение одного другим, все равно чем: телом - духа и наоборот, человеком - Бога и наоборот. Одно без другого просто не имеет смысла. Я бы Возрождение назвала реакцией на Средневековье. Если в Средневековье человек был унижен и должен был, в идеале, исчезнуть в Боге, то Возрождение возмутилось и в ответ чересчур возвысило человека, совсем забыв про Бога. И ведь как правильно пишет Бердяев - не получилось:) Человек в "натуральном" виде, как есть, без Бога, без идеала, без высоты, к которой нужно стремиться и без глубины, которая есть его основа и вместе с тем связь с Высшим - такой человек не только не "велик" сам по себе, но и стремительно деградирует. И вот вам Маркс, Ницше, напрочь отрицающие личность, и вот вам фактическое отсутствие личности в наше время:) Бердяев абсолютно прав в критике безбожного гуманизма, наглядно показывает неизбежное его перерождение в откровенную бесчеловечность. Он только немного не дописал. Если гуманизм исказил и в конечном счете уничтожил образ человека, то средневековый теизм тоже исказил образ Бога и привел к Его отрицанию! Конечно, права человека без прав Бога никогда не будут утверждены. Но и наоборот, как любят христиане переворачивать, не выйдет. Из крайности в крайность. Доколе, о Господи?!)

(Обратно, почему сейчас такое раскрепощение секса и даже всеобщее на нем помешательство? Потому что раньше он был до безобразия закрепощен и завуалирован лицемерием. Мало того, что брак был формализованным и застывшим. Основной массе населения был внушен исключительно монашеский идеал "спасения", так что даже в браке секс считался грехом! Благословляя брак, церковь лишь "снисходила до человеческой слабости". Естественно, что все это лицемерие взбесило Розанова, и он начал бороться, и здесь я с ним. У нас похожее начало бунта:) Мы не смогли стерпеть, что смысл и свет нашей жизни называют грехом. Мы не стали каяться в своей любви. Ведь и сейчас вопрос не решен, как надо! Церковь так и осталась поглощена формой, а о сути вопроса ничего не говорит. В обществе же исчезло понятие и стыд "греха" - а чувство его осталось. Тело не одухотворилось, а подавило дух. Сознание "грязи" осталось, просто теперь в ней приятно валяться:) Человечество, может, и перебесится - но тут есть риск упасть в новое средневековье... Церковь, судя по всему, только этого и добивается. Так и ходим, как бараны, по кругу, до сути никак не добраться...)

Ну что ессеи? По сути, очередные сектанты, а это значит – ограниченные и законники. Предчувствовать Его они могли сколько угодно, да и не только они, но нужные слова сказал только Он.

«Матерь Моя – Дух Святой». Этически это утверждение нейтрально, но что оно означает догматически? Непонятно, а ведь важно. Это из аграфов, неканонических Евангелий, молитв «еретиков». Я осторожно, с фильтром отношусь к этим источникам – как и ко всем остальным. Но что мы знаем о Духе Святом? Очень мало. Когда Он нисходит на людей, они говорят слова от Бога и творят Его дела. Попросту говоря, Он вдохновляет людей.  Он исходит от Отца (у католиков – и от Сына), в чем я вижу недоразумение, о котором позже. И все. Дух Святой – самое загадочное Лицо Св. Троицы. И действие его на мир таинственно и сокровенно. Мы достаточно знаем Отца, знаем Сына, мы представляем их как определенных личностей, но почти совсем не знаем Духа. Порой в нашем сознании Дух Св. представляется неким свойством Отца и/или Сына, но это в корне неверно. Дух Св. – такая же Ипостась Св. Троицы, т.е. личностная сущность. В одном я уверена – подобно тому, как у Бога три Ипостаси, история человечества делится на три эпохи. До Рождества Христова – эпоха Отца, ключевой ее признак – закон. После Рождества Христова – эпоха Сына, ключевой признак – благодать. И когда-нибудь, после страшных испытаний и темной ночи, в которую мы уже вступили, наступит эпоха Духа. Да, я верю в Третий Завет. Отец строг, Сын милосерден, Дух… вообще что-то непонятное и очень свободное! Эпоха Отца отличалась строгостью, даже суровостью. Почему? В Боге раздвоения нет, это люди были дикими и жестокими. Их для начала нужно было сдерживать уздой закона – и помогало до определенного времени. Так оно и бывает: только научившись исполнять закон, можешь потом о нем забыть и просто жить в свободе и благодати (если, конечно, правильно понял смысл закона). Это  для нас закон часто губителен, ограничивает нас, ставит непонятные преграды, в конце концов подбивает нас к неправильному, однобокому, узкому бунту. А для них, знавших в большинстве случаев только закон силы: кто сильнее, тот и прав, да если мне глаз вырвут, я пойду и всю ту семью вырежу… Вот для таких Закон Божий был поистине благодетелен. Око за око – это, знаете ли, по тем временем уже прогресс и гуманизм. Прав не сильный, а праведный перед Господом – вот смысл ВЗ. Но это для тех, а мы, люди эпохи Сына, уже должны преодолевать Закон как пройденный этап, уяснить себе не имя Бога (как донимают Свидетели Иеговы[1]), а Его Суть – Любовь и Свободу, и жить уже по этим свойствам, заложенным Богом в самую суть нашу. Это и значит – жить по Его воле. Но эпоха Сына сложна и многообразна, как сложна Его Богочеловеческая личность. Как в Нем происходили борения, так и в нас. Закон, как мы это видим, до сих пор не преодолен вследствие нашего несовершенства, а попросту говоря – свинства.[2] Эпоха Сына тем и сложна, что закон борется с благодатью, свобода с рабством – не потому, что Бог так хочет, а потому что мы такие. И хотя порой благодать попирается ветхим законом – поверьте, она жива, она есть для тех, кто хочет ее принять. Наша эпоха – путь к Царству Духа, по замечательному выражению Бердяева. Вот тогда не будет никаких законов, потому что все будут жить «в духе и истине». Будет излияние Духа на человечество, тогда мы и узнаем, какой Он.

 Но Д. Мережковский порой поражает соседством утонченных духовных изысканий и приземленных логических схем. Вот одна такая: «Если есть у Сына Отец Небесный, может ли не быть Небесной Матери?» И как, и зачем? Чисто по-человечески все стройно: Отец, Мать, Сын. Семья получается. Но в отношении Бога это просто нелепо. Здесь имеет место весьма странная попытка заменить великую и непостижимую Тайну Св. Троицы – един в трех лицах – простой до идиотизма моделью семьи. Ни в какие ворота не лезет. Ведь наименования Отец, Сын – чисто условные, поневоле приспособленные к нашим земным понятиям, но вовсе им не тождественные. Они абсолютно равны[3] и в равной степени пребывали вечно – не было момента, когда Сына не было. «Сын предвечно рождается от Отца». Также и Дух вечно исходит. См. догмат – за что я и люблю православие, за иррациональность. И  непостижимое не должно подвергаться вульгаризации, как мы это наблюдаем в данном случае. Но самое забавное, пожалуй, то, что Мережковский наделяет полом Бога и желает отобрать его у людей. Пол – это же «стыдная рана» у нас, несчастных. Но Бог «мужчину и женщину сотворил их», и они были безгрешны. Сейчас у меня не вызывает никакого сомнения, что в нашем мире с полом что-то не так. Пол чудовищно проблематичен. Но это не означает, что его вовсе не должно быть. Да и что такое пол? Но об этом позже.

В любом случае наводит на мысли. Тема сама по себе обширная и сложная – женское начало в Боге. Если мы часто открываем в Нем мужское начало, почему бы не быть женскому? Все древние язычники почитали Богиню-Мать[4]. И было время, когда именно она была главной. Матриархат[5]? Да, но откуда, как, почему? Тут могут быть приведены экономические, исторические и иные доводы. Можно также сказать, что это – предчувствие великой роли женщины хотя бы в том плане, что именно женщина, Дева Мария, дала плоть Богу. Иначе и быть не могло. «Люди поклонились Ей недаром». Прежде всего, посещают мысли о необходимости женского божества, освящении материнства и прочего. Опять же недаром молитва к той же Изиде поразительно напоминает молитвы к Богоматери! Т.е. вылезает частичная правда язычества. Ведь христианство, будучи полнотой Истины, содержит в себе все истины. Но есть еще нечто более глубокое, гениально выраженное Вл. Соловьевым: «Христианство – это религия Бога, Богочеловечества и Богоматерии»! Т.е. в Деве Марии упреждается будущее преображение Земли.

Женщина обычно сопоставляется с материей, плотью, творением, космосом. Но как быть с присутствием женского начала в Самом Боге? Впрочем, почему нет? Человек – образ и подобие Божье в равной мере содержит в себе мужские и женские черты, в идеале человек – андрогин. И какие проблемы? Разве творение должно быть антиподом Творцу? Напротив, оно должно нести Его черты, быть Ему родственно. Следовательно, все едино – на определенном уровне. Моноплюрализм Бердяева… Во куда заехала:) Но какое оно, это самое женское начало, что означает? Вот главный вопрос. 111111111111111111111111111111111111111111111111111111111111111111111111111111111111111111111111

Вообще интересно – кого волновало определение родства по женской линии, если все равно мужчины были сильнее и изначально могли господствовать? Но нет, женщин окружало некое мистическое почитание, именно они были первыми жрецами. Они ближе к природе, несут в себе тайну жизни, потому и считались стоящими ближе к богам во времена почитания природы. Обычно женщина отождествлялась с плодородием, землей, чувственной стороной жизни. Но есть и другие ассоциации. Так, у египтян все наоборот: небо – женщина, земля – мужчина. Уже у них были, по крайней мере, богиня-воительница и богиня справедливости. А у греков – и Афина-мудрость, и девственная Артемида-охотница, и амазонки… Кстати, «дух» по-еврейски («раух») – не мужского, не среднего, а женского рода. Так что же такое женщина вообще?[6] Можно привести кучу таких ассоциаций, не укладывающихся в традиционное понятие женственности. Тут очень много пищи для размышлений, тема серьезная и глубокая.

Вот Дм. Мережковский в одном месте настаивает на личном воплощении зла – существование дьявола для него принципиально. А для меня как-то нет. Для меня вполне хватает неоспоримого факта существования зла, а воплощение его совсем не важно. Прежде всего, нет Абсолютного зла, а следовательно, и его средоточия. Тут я согласна с неким метафизиком: «есть только относительная убыль добра». В христианстве только одни Абсолют – Бог, Добро, Истина, Любовь, Свобода, все остальное относительно. Полюса зла, как в иранской мифологии, нет. Вечного источника зла нет. Потому христианин и не может воспринимать зло как нечто абсолютное и вечное. Но почему же М. решил, что «если нет сатаны, то ничего не видел Господь на небе[7] и ничего не дал людям на земле; вся Его жизнь – борьба ни с чем за ничто». Как ничто?! Ведь есть зло, грех и рабство! Ну пусть есть некий злобный дух, да не один, и что нам это дает? Почти ничего, кроме повода к самооправданию: да то не я, бес попутал и т.п. Это недалекие люди утверждают, что самая удачная штука дьявола – убедить людей в том, что его нет. О самой удачной его штуке см. ниже. Так ли уж хорошо было, когда люди были твердо убеждены, что дьявол существует – и посылали ближних своих на костер под предлогом борьбы с ним, а самые естественные движения своей плоти истерически воспринимали как беснование?.. (См. «Ведьму» Ж. Мишле или «Леонардо да Винчи» того же Мережковского). Я про что. Я ведь не утверждаю, что его нет – пусть будет. Я просто хочу, чтобы люди не акцентировали на нем внимание. В том же Средневековье до того докатились, что фактически в него верили больше, чем в Бога, признали его почти всемогущим! «Молот ведьм» написан под влиянием такого всеобъемлющего страха. И чтоб не оправдывали себя. Мне куда ближе такая позиция: «Пусть подскажут зеркала, где теперь хозяин зла». Ты, ты мой друг, и никто иной. Ну и я, соответственно. Вспомним бессмертного Достоевского: «Надо только понять, что это ты больше всех на свете виноват»…