blackmoon3712

(слушала лакановского психоаналитика, а он возьми и выдай: "если партнер исполняет все желания девушки, то у нее начнется невроз от нехватки нехватки...", эко загнул, ну это они умеют)

да не будет у меня невроза) и панических атак тоже не будет) я просто буду бояться, что это закончится, и всё. только где бы такого партнера взять, его же не может быть? а если не может быть - откуда вообще такая идея? и зачем? не затем ли, чтобы заставить мириться с "реальностью", а она ох какая неприглядная бывает, далеко не с каждой можно и нужно мириться.

*

страсти-то какие, Господи. "нам надо расстаться, нет, не держи меня..." через полчаса: "а кстати, давно не виделись!"

нет, это я не с парнем. с парнем был бы совсем капец. страсти и страдания - однокоренные, особенно в моем случае, даа...

это я с Н. довыяснялась недавно до возможности разрыва отношений, это было впервые, неожиданно и очень страшно. я реально чуть не сошла с ума в процессе. передаю, что запомнилось и кажется самым важным. "зачем ты сильная всё время, зачем в маске... ой нет, а вот так тоже не надо, я не могу выдержать твою боль". зашибись, и что мне делать?! мне что, разорваться?! ну и довольно неожиданные упреки, которые я легко и даже справедливо могла развернуть ее сторону, но почти не стала. я как будто маленькую смерть пережила... 7 лет настоящей, по моим меркам, дружбы - и расстаться с нихрена в личке вк?! ну уж нет!

и я просто не верю, что невозможно выдержать мою боль. да, периодически натыкаюсь на это, но - не верю. видимо, потому что сама могу выдержать многое)

"в критические моменты кто-то должен быть сильнее, на ком-то должно всё держаться" - "я не знаю, кто бы выдержал такое" - ну конечно, за такую фразу я могу очень многое простить)

мы помирились, и меня даже очень быстро отпустило. ну и еще выяснилось, что ей надо было на ком-то сорваться, и чтоб человек это выдержал. Боже, кому как не мне это понять! просто у меня-то нет таких людей, вот это очень жаль...

все равно некоторые отголоски, в виде моих опасений и недоверия хотя бы еще долго сохранятся, но в целом мы благополучно вышли из этой переделки. но я прекрасно понимаю, что вот эти страшные глубинные проблемы, несоответствия, несовпадения, которые мы обсуждали в процессе - никуда не делись, и что-то с ними надо будет делать, как-то уживаться, как-то, Бог даст... расти?

*

"я не люблю людей за то, что они пытаются дать мне информацию, которая мне не нужна...". и не могут дать той, которая нужна, ага)

я про основную массу, разумеется. в общем случае я хочу держаться от людей и их "общения" как можно дальше. когда я работала продавцом, через пару часов, а то и час, хотелось всех нахрен поубивать - ненавижу пустую болтовню, обслуживать и вот это всё.

на прошлой работе коллег скорее ненавидела, презирала и пыталась держаться как можно дальше. "задирала нос", да вот только не по той причине, о которой обычно думали)

на этой работе... я умудряюсь вызывать у всех симпатию, и мне за мою маску, не полностью все же фальшивую, регулярно перепадают эмоциональные плюшки, которые мне все же дороги, от "красотули" до "мне для тебя ничего не жалко")) но тут два важных фактора: 1) коллектив на удивление вменяемый (это по моим-то меркам, мне же слова против не скажи!) 2) я всех, кроме напарницы, вижу полчаса за смену максимум, это еще вполне допустимая доза людей, с которыми мне по совести дико скучно. ну а напарницу... приходится отчасти терпеть, а отчасти мне повезло, что это скорее она под меня подстраивается. лучше уж она, чем я.

*

рассказала на терапии про ссору с Н. "ну и... как вам это всё?" "дичь!" "оу, спасибо!" когда важный человек на моей стороне... да это почти всё, что мне нужно)

"я, честно говоря, в первую очередь подумала, зачем вам столько страданий?" ну, видимо, пока оно того стоит... такое ведь редко происходит. но речь о расставании не заходила еще никогда, так что в этот раз было особенно больно.

(забавно, что они обе в случае конфликтов с ними и моих жалоб говорят: ой, оно тебе надо?)) плохой специалист! плохая подруга! (я очень грубо передаю суть) но это не заставляет меня прям сразу бежать и прекращать отношения. это придает мне устойчивости и сил. Боже, как же важно, когда кто-то на моей стороне, как же этого, в сущности, мне по жизни не хватало... мне бы ресурса, и побольше, дальше я сама разберусь.)

"но я еще сейчас подумала, что с каждым разом боль от таких взрывов должна уменьшаться, они вроде как становятся привычными и не ощущаются как катастрофа..." так бы и было, черт возьми, если бы я реально не испугалась, что вот так внезапно теряю ее...

"она мне потом написала, что даже не знает, кто бы еще такое выдержал..." "это очень... подкупает" да, я хочу быть значимой, даже такой странной ценой... да, лучше уж слышать восхищенное "ух ты..." - как реакцию на мой интеллект и оригинальные мысли, это приятно, это без боли, но иногда я согласна и на боль, че уж делать...

и я даю подругам то, что хочу получить сама... в мини-варианте - не только подругам.

*

(читаю Вячеслава Иванова)

ого, осел - тоже животное Диониса) как и Христа) мое милое тотемное животное, вы ведь в курсе, что я обожаю их за упрямство?))

и плющ - блин, я его уже обожаю. еще одна идея для тату...

*

травма...



"это что ж такое происходит-то, люди добрые? я с ним переспала, а он не превратился в Ангела 2.0?! грозился, что перестал быть моим мальчиком для битья, а сам по-прежнему бегает и ластится? что это вообще?!"

да, раненый человек, как и животное, может не только оттолкнуть руку любящего, но и укусить... я кусала, меня кусали. по крайней мере, теперь я понимаю, почему. и мне кажется, что сама так никогда больше не сделаю, но кто знает...

*

(закончила читать "Эллинскую религию страдающего бога")

а я радуюсь аналогиям, они мою веру укрепляют! не понимаю, почему они так страшны и неприемлемы для других верующих. напротив, ну круто же!!

"именно из экстатических состояний души проистекла религия"!

(Джон Уильям Уотерхаус, "Ариадна на Наксосе")

и еще цитаты из послесловия:

"Если человек тем отличен от животных, что он animal religiosum, – ибо это определение ранее присуще ему, чем его самоутверждение как животное гражданственное (πολιτικν ζον), – то и самый критерий «религиозности» должен предстать нам, по отношению к первым ступеням его впервые «человеческого» выявления, под аспектом экстатичности: первее всего человек – animal ecstaticum."

"Способность к безумию, быть может, определила впервые разумное сознание, и когда животное сошло с ума – оно стало человеком."

"Но бесконечные трансформации оргийного начала хранят нетронутым единое зерно мистической идеи: человек сознает себя единым с своим божеством только в состоянии экстаза. И вот, то же оргийное начало узнается нами, в тех же коренных своих признаках, и в тихой и созерцательной аскезе орфиков и пифагорейцев, и в умозрительном исступлении (κστασις) неоплатоников, – и, вне пределов религии греческой, – в словах, вдруг прозвучавших над миром: «переменитесь душой (µετανοετε), настало царство небес». Ибо христианство, каким оно было в первую пору, понятно только при допущении некоторого оргиастического состояния душ[1], пред которыми внезапно весь мир явился иным, дотоле нечаемым, потому что внутренне изменились они сами: явился – как небеса на земле, как вертоград небесного Отца, как сад полевых лилий, из коих каждая одета так, как не одевался и Соломон во всей своей славе; – так что уверовавшим и «себя отвергшимся» оставалось только дивиться на свое вдруг прозренное и воссиявшее счастье, чей блеск был тем чудеснее, что их облекали нищие одежды, – дивиться и разглашать по миру благую весть."

"Напрасно, в исторической последовательности торжества отдельных «отвлеченных начал», целые эпохи грозят «иссушить ум наукою бесплодной» и обратить живого и цельного человека в «человека теоретическоо», чтобы, наконец, увенчать в будущем культурную преемственность типом homunculus’а, вышедшего из химической колбы: есть бури, которые одним дыханием развевают мелочную паутину нашего рассудка. Когда наш порабощенный язык разучится произносить слова молитвы, само вещество возопиет."

поправочка: мы и вышедши из колбы (а это должно быть, и будет) останемся теми же людьми с теми же бурями) и мы все же чему-то/кому-то молимся) некоторые вот умудряются молиться науке, логике и разуму)

"Религия Диониса была тою нивой, ждавшей оплодотворения христианством; она нуждалась в нем, как в крайнем своем выводе, как в последнем своем, еще недоговоренном слове. Если бы христианство слилось с орфизмом, религия арийца была бы спасена. Но, несмотря на то, что идея отчества была намечена в Дионисовой религии и Христос являл себя как обновленный Дионис, а последний как прообраз Его еще не раскрывшейся во всей полноте истины, – все же христианство, отвергнутое семитизмом, не могло примириться и с арийским пантеизмом и, трагически безучастное, осталось на перепутье двух гибнущих чрез него миров, налагая на человеческий дух искус жертвы и иго самоотречения."

"Религиозное чувство подобно музыкальному. ... Вера, как музыка, есть род созерцания и воления, не подлежащий определению чрез сведение на другие деятельности или состояния духа."

"Искони для грека «все полно богов» (πάντα πλήρη θεν), и «божественное держит мир в объятиях» (περιέχει τ θεον τν λην φύσιν, – стих, приводимый Аристотелем в его "Метафизике"): это – не «вера», а зрение."

"Системы нравственности всегда существовали, хотя бы только потенциально; но они не связывались с сущностью религии. ...

Итак, и мораль не принадлежит к существу религии; ибо греки были в высокой степени религиозны.

...ничто не может быть противнее духу древних вер, как и изначальному христианскому идеалу, чем попытка отлить жизнь в определенные и постоянные формы внешних отношений. Религия – своего рода музыкальный habitus души, родник экстатических очищений. Этот родник может бить в душе струей постоянного ритма и поддерживать в ней непрестанное движение богочувствования и богоизволения; но его музыка не может быть переведена на язык формального строя. Чтобы жизнь стала религиозною, религия должна быть не узким руслом ее, но ее широким небом.

Сфера эмоций и сфера аспектов – вот что было (при исключении догмата и морали) исконным достоянием религии. Ее эмоциональная сфера есть нечто несводимое на какую-либо другую категорию душевных состояний: впервые утверждается она в культовом оргиазме."

"И вот аспект мира в озарении Дионисовой религии: мир – обличье божества страдающего. Зрелище мирового страдания выносимо для зрителя и соучастника действа вселенского (a каждый из нас вместе зритель и соучастник его, и, как соучастник, – вместе жертва и жрец) только при условии живого сознания абсолютной солидарности сущего, только в глубоком экстазе мистического единства, который во всех ликах бытия прозревает единый лик жертвоприносимого, жертвоприносящегося Бога. Дионисова религия – религия такого Божества: это – аспект ее; и ее исступление – ее virus. ...

Религия тожества, пресуществления и жертвы, религия Диониса есть религия богострадальной Земли."

Но в христианстве, а затем, в большей мере, в религии Третьего завета - будет и победа над страхом, страданием и смертью.

*

(работала одна) Господи, как же я счастлива, когда просто нет ненужного общения! вот прямо счастлива, полна сил, полночи слушала одну песню... вот эту. естественно, скачанную с ютуба со всеми этими прекрасными воплями и репликами)) текст тоже огонь, особенно припев и третий куплет, и видеоряд прекрасный.

этот тоже ничего)

...и счастлива до сих пор. и личное пространство - великое дело! (чаще всего, для счастья мне надо не так уж много - любимая музыка, полная погруженность в свои чувства и мысли, отсутствие назойливой и бессмысленной болтовни под ухом... говорила и еще скажу: общение - или с равными, или никакого!)

я как на той картинке: "девчонки, а когда отпустит?")) только мне не хочется, чтоб отпускало)

"Вторая химера вошла теперь в мою жизнь. Я стала сотрудницей театрального отдела Народного комиссариата просвещения, в секции театра для детей. В чем, собственно, заключалась моя задача, я так и не поняла. Понимала ли это сама заведующая отделом Каменева, сестра Троцкого, по профессии акушерка, - я очень сомневаюсь."

Началось торжество некомпетентности… Ну как началось - см. того же Сологуба, оно у нас всегда было, а это уж апофеоз.

*

"...я познакомилась, между прочим с клоуном Дуровым, получившим мировую известность своими дрессированными зверями. И глаза его походили на звериные. Он был убежденным коммунистом. "Я разрешил социальную проблему, - сказал он мне, - у меня волк мирно живет вместе с козой". Позднее я увидела это сообщество: волк дрожал перед козой."

Фантасмагория...

*

"Днем я должна была копировать схему, на которой кружками и линиями изображался всероссийский административный аппарат, частично еще не существующий. Сокращенные названия учреждений, составленные из начальных букв, казались мне именами каких-то чертенят. ... В помещении же конторы сидел философ Николай Бердяев в меховой шубе и боярской шапке, согреваясь стаканом кипятка. Посмотрев на мою работу, он сказал: "Завидую Вам, что Вы можете так "продуктивно" работать. А я до сих пор не знаю, зачем я здесь сижу".

Он такой милый...

*

"Эпохи катастроф прекрасны тем, что люди как бы вырываются из-под власти преходящего и душа встречается с душой так, как это вообще возможно, вероятно, только после смерти."

Вот совсем не факт. Обычно наступает озверение. А душа с душой и без катастроф вполне встретиться могут.

(Маргарита Сабашникова, не знаю, что это, но явно эсхатологическое)

*

"Некоторая духовная свобода, сохранившаяся еще в те времена, допускала существование так называемой "Вольной Философской Академии", созданной в первые же дни революции при участии также Андрея Белого."

Там и Бердяев активно участвовал))

"Когда весной меня пригласили выступить в этой Академии с докладом, я согласилась с большим страхом, так как никогда не выступала публично. Темой доклада я выбрала Гетевскую сказку "О Зеленой Змее и Прекрасной Лилии", в которой мне в различнейших аспектах открывались все новые духовные истины. Но как мне одеться для выступления в Академии? Это был трудный вопрос. Погода стояла теплая, а у меня не было летнего платья и обуви. Были только валенки. Выручил случай: в комиссариате выдали служащим тонкое белое полотно для халатов. Разумеется, мы все сшили из этого материала платья, а я, кроме того, смастерила даже туфли. Чудесным весенним вечером, с сильно бьющимся сердцем я шла по улицам Петербурга на свой доклад и сквозь матерчатые подошвы больно ощущала каждый камешек мостовой. Но когда я вошла в прекрасную аудиторию Академии с ее двумя стеклянными стенами, через которые видны были зеленеющие деревья, и увидела публику, расположившуюся не на стульях - стульев в достаточном количестве для "Вольной Академии" достать не удалось, - а на большом восточном ковре, все мое смущение исчезло и я могла говорить свободно. Также и моя обувь на этом мягком ковре оказалась вполне уместной. По окончании беседы, последовавшей за докладом, группа около двадцати человек обратилась ко мне, выражая желание начать систематические занятия духовной наукой. В этом маленьком кружке людей, до того мало знакомых или совсем не знакомых друг с другом, регулярно собиравшемся у меня, участвовали выдающиеся деятели из разных областей культуры."

(Одно из моих любимых мест)

*

"В то же время были проведены массовые увольнения служащих "по сокращению штата". Власти не интересовались участью уволенных. Характерная черта этого "народного" правительства: оно не чувствовало никакой ответственности за бедствия народа. Руководители были чужими в этой стране. "Неважно, - сказал мне один коммунист, - если пара миллиончиков помрут. Очень скоро на земле будет рай". И правда: летом этого года в Петербурге проезд на трамваях был бесплатным, но трамваи были так переполнены, что проезд в них был связан с риском для жизни. Было объявлено, что лекарства по рецептам врачей даются бесплатно; но большинства этих лекарств в аптеках не было."

*

"На знаменитые Бердяевские "четверги" с чтениями рефератов и дискуссиями люди продолжали собираться, несмотря на голод, холод и террор. Сидели в шубах, дышали дымом печурки, а к чаю, который уже вовсе не был чаем, подавался знаменитый "торт", который постепенно все уменьшался и превратился теперь в некое изделие из картофельной шелухи. Но, по крайней мере, традиция была соблюдена!

Жена Бердяева в то время перешла в католичество. Патер Абрикосов, пропагандировавший в Москве католицизм, вообще не разрешал своим духовным чадам посещать Бердяевские вечера, потому что идеи свободной духовности могли им повредить. Но сама хозяйка, очевидно была, по его мнению, достаточно неуязвима, так что ей разрешалось присутствовать. Молча, с неподвижным лицом сидела она за самоваром и представлялась мне крепкой и твердой скалой, у подножия которой разбиваются, как волны, любые идеи.

Удивительно, что Бердяев, несмотря на свою связь с нею, сохранил свою духовную свободу. Если она нашла какой-то конкретный путь, то его философию, хотя и одушевленную чувством, я всегда воспринимала, в конечном счете, как бесплодную, не выходящую за пределы абстракций."

Да нихрена подобного. Я мало чего встречала живее его философии. И она офигеть конкретная.

*

"Я действительно восхищалась этими (пролетарскими) стихами. В их непосредственности, свежести, в их волевом и совершенно оригинальном содержании, в их красочности, ритмическом и звуковом богатстве, силе космического чувства открывалась новая духовность, совершенно отличная от субъективности и пассивности буржуазной культуры. И я убеждена, что эта стихия, рвавшаяся наружу из глубин пролетарского сознания, постепенно нашла бы верные пути к выявлению того, чего действительно жаждет наша эпоха, если бы ее не задушили марксистской доктриной и системой террора или планомерно не перевели на другие рельсы."

Может быть… но мне она чужда.

*

"Все виды свободной духовной работы постепенно делались невозможными. Можно было говорить только символами да загадками, скрывая идеи, неприемлемые для властей, и идти на компромисс за компромиссом. Ложь становилась условием жизни, а сама жизнь - "недостойным существованием".

*

"Отец постоянно спрашивал - делаю ли я что-либо для выезда? Он любил меня больше всего на свете, и я была радостью его жизни - и все же добряк настаивал на моем отъезде, чтобы спасти мне жизнь, хотя хорошо понимал, что в этой земной жизни мы больше не увидимся."

Вот это и есть нормальная родительская любовь…

*

"Когда на его (актера Чехова) вопрос об отношении Рудольфа Штейнера к театру я рассказала о режиссерской работе Штейнера по постановке драм-мистерий, он явно испугался. И я еще раз почувствовала - что и раньше бывало, - как трудно сначала человеку Востока признать, что смысл христианства не в бегстве от мира, но в преображении, одухотворении человеческой культуры и всей земли силой Христовой. "

Совершенно согласна!

*

"Один из друзей сказал мне, прощаясь: "Будем надеяться, что Россия воскреснет, просветленная страданием!" Жена художника, расстрелянного в Архангельске, сказала с глубоким убеждением: "О, да, из того моря невинной крови, которое пролито на этой земле, могут взойти только чудесные семена. Эта земля священна!"

А вот это величайшее заблуждение. Страдание порождает только страдание, насилие – насилие, и так далее. Кровь мучеников не освятила, а ожесточила церковь. Только Христос исключен из этого правила, потому что только Он страдал добровольно и со смыслом. Этому нельзя подражать. Его дело неповторимо. Наше дело – милосердие и любовь. Наше страдание бессмысленно, Его страдание – разделение нашей участи. Нет смысла в умножении страданий, это бесконечный лабиринт, из которого не выбраться… мы как будто зеркалим и косплеим Его жертву, а не это вовсе нужно. Нужно помогать другим не страдать, точка.

(Маргарита Сабашникова, Оплакивание)

*

"Когда затем я из Германии попала в Голландию, не испытавшую войны, где все шло по прежним рельсам, в прежней сытости и уюте, на меня напала настоящая депрессия. Так безнадежно плотна была здесь майя. Я чувствовала себя как бы отрезанной от подлинного бытия, которое в России - несмотря на все ужасное, а может быть, именно благодаря ему - я так сильно переживала. Там мы жили в реальности.

Угу, ну так едь туда. Но там "невозможно работать", вот незадача))

Зло открывалось во всей своей грубости, иллюзии рассыпались, но подлинное добро светило во тьме; оно всегда было связано с жертвой, даже мученичеством. Нигде я не встречала такие страшные лица, но также и такие прекрасные, можно сказать, лики, как во время революции в России. Как будто уже началось разделение человечества на добрых и злых.

Так в том и ужас!! И ужас нашего менталитета... в нормальной жизни нам – скучно, нам катастрофы подавай. Мы не видим бытия в этой самой середине…

У меня было ощущение, что эти самоуверенные бюргеры давно выключены из подлинного бытия, но сами еще не знают, что их уже нет на свете."

И ведь тоже знакомое ощущение, НО - что ж, только страдание подлинно, что ли?

*

"Идея трехчленности социального организма, соответствующей трехчленности человеческого существа (дух, душа, тело) и отражающей высшую Троичность, была для меня особенно убедительна.

Три понятия - Свобода, Равенство, Братство, вышедшие из духовного источника, - Французская революция свела к одной плоскости; это было материалистическим искажением и закономерно привело к социальному хаосу, в котором мы теперь находимся. Ибо эти три идеи принадлежат трем различным областям жизни: свобода - духовной жизни, равенство - государственно-правовой, братство - экономической."

Подобное и Бердяев говорил…

"Позднее, когда я с помощью специалистов изучала "Народно-хозяйственный курс" Рудольфа Штейнера, для меня было действительно освобождающим открытием, что такие стороны жизни, как банковское дело, капитал, торговля и прочие, тоже путем здорового их развития могут быть просветлены светом Христа.

Очень важная мысль!!

Мне, как русской, все эти области казались заранее "от дьявола". Какой вестник Духа спускался когда-либо в эти глубины? "Социализм без людей, воспитанных для братства, - все равно, что деревянное железо", - сказал как-то Рудольф Штейнер.

Допустим, но это всё равно, что воду в бассейн не наливать. Нужно "и то, и то", как говорила Гиппиус.

Что же касается равенства, то оно вполне уместно в правовых отношениях людей. Единственная задача государства - забота об осуществлении установленного обществом правопорядка. Оно не должно подчинять себе ни духовной, ни экономической жизни. Также и экономика не должна властвовать над политикой. Куда привело нас их сращение!"

Воот.

*

"По воле Христа в наше время Его надо искать повсюду, во всех областях, также и в живописи".

И это очень верно!

(Маргарита Сабашникова, Явление Христа Марии Магдалине)

*

"Рудольф Штейнер говорит следующее: "Разговор просто о "духе" может быть заблуждением" так как есть духовные существа правильного развития, а есть также духовные силы, противодействующие ему..."

Именно! Духовное не значит обязательно доброе! Там тоже всякое есть.

*

(из примечаний)

Волошин рассказывал, как накануне Маргарита зачиталась с вечера "Wahlverwandtschaft"* Гете и, когда кончила роман, так была потрясена им, что в 3 часа ночи со свечой в руке, в длинной ночной сорочке пошла будить - сначала его, но не найдя в нем, сонном, желанного отклика, приехавших с нею двоюродную сестру и приятельницу и, подняв весь дом, стала им толковать мудрость Гете. Маргарита, смеясь смущенно: но как же спать, когда узнаешь самое сокровенное и странное в любви.

Прелесть)

Беседа Штайнера с антропософом А. Д. Лебедевым, который, подобно Волошину, отказался воевать в Первую мировую.

"... он сказал мне следующее: "Знайте, это будет с Вашей стороны, конечно, очень благородным и смелым поступком, но не думаете ли Вы, что это будет несколько эгоистично?"

Я: "Не понимаю, Доктор, в чем здесь может заключаться эгоизм?"

Штейнер: "А Вы этим как бы "умываете руки", хотите сами остаться "беленьким". Конечно, Вы создаете себе очень хорошую "личную карму". Но при этом отрываете себя от "кармы" своего народа...

Далее Штейнер добавил: "Хочу напомнить Вам лишний раз еще и о том, что в свое время (в конце Средних веков), когда полчища татар двинулись на Европу, Ваша родина, Россия, приняла на себя их удар и тем спасла культуру Европы. Так что, видите, не всегда непротивление злу злом - правомерно".

Ну вот это всё очень спорно… хотя и Бердяев подобное писал. Да всё равно спорно. Строго говоря, Россия понятия не имела, что кого-то там спасает, выбора у нее не было, да ведь и России никакой не было. Но я сама иной раз думаю, что противиться злу стоит, и насилием тоже. Но война, блин…

*

"- Нельзя больше уходить от культуры, надо ее взять в духовное, одухотворить...

- Зачем я должен быть актером? Я хочу идти за Христом.

- Христос воплотился. Он пришел в мир. Мы должны идти в мир, а не от мира."

(Маргарита Сабашникова, очевидно, Умножение хлебов)

Верно. Вопрос в том, КАК это делать. Означает ли это принимать участие в войне? Вряд ли, потому что уж ее при всем желании не освятить. Разве что, при определенных обстоятельствах, оправдать как необходимость защищаться. Или вот Штайнер говорил: пока человечество ест мясо, надо стараться строить скотобойни как можно лучше. Лучше для кого? Разве что для животных, чтобы не очень мучились. А вот если бы он дожил до второй мировой, он бы ведь не сказал - надо строить печи для евреев получше, раз такое дело? Наверняка не сказал бы, мотивируя это тем, что животное все же не человек. Отчасти да, верно, но физически и даже эмоционально животные уж больно похоже устроены - хотят жить и не хотят мучиться. Или вот вопрос абортов, которые в тексте стыдливо именуются "операциями". Та же непонятная логика: ну раз делают, значит, надо, хотя это вроде как и неправильно. Ну это какая-то страусиная позиция. Опять же, он наверняка бы не сказал: ну раз людей ставят к стенке, значит, надо делать это как можно лучше. Так каков критерий? А он угадывается, между прочим, весьма здравый и гуманистический: интерес человека как такового. Пусть даже речь идет об элементарном выживании (можно пойти на войну, если тебе грозит физическое истребление), привычке (можно есть мясо, раз уж так хочется) или... ну насчет абортов масса есть аргументов, абсолютно бесспорных, но тут главное: ха, даже "Посвященный" понимает, что эмбрион - не человек и аборт - не убийство. Понимает, пусть бессознательно, просто боится прямо об этом сказать и обосновать рационально.

Оо, что за книга…

Традиция Фра Бенедетто – «тихая гордость», и в сущности - болото.

«Двоения» Джованни Больтраффио – очень знакомы как автору, так и мне. Очень знакомый перекресток между христианством и язычеством. В демонизации богов Олимпа виноваты, в сущности, христиане. Нет бы просветлить, преобразить – а они их черной краской. А ведь эти боги олицетворяли то, без чего в этой жизни нельзя, без чего и 99% христиан не обходились. В результате в христианство проникло множество непросветлннных языческих элементов и символов под грубыми, якобы «христианскими» личинами. Т.е. всё равно никуда не делись. Культ рода, партикуляризм, патриархат – всё это язычество или иудаизм, но никак не христианство. Мещанство туда же.

Очень важно: «В те времена, когда Афродита была владычицей мира, никто не смотрел на нее с таким благоговейным трепетом».

(Гюстав Моро)

Эпоху Возрождения, в сущности, точнее следовало бы назвать эпохой попытки синтеза. Боттичелли и Леонардо невозможны были бы без Христа. Какие были возможности для преображения! И ведь кое-что получилось!

Леонардо видел в Савонароле человека, «изможденного самоистязаниями, но не победившего гордыни и похоти». И ведь был прав.

Я была в шоке, прочитав о судьбе прекраснейшей статуи Венеры… Ну не варвары? Ну не испорченные ли люди? (нет здорового восприятия женской красоты) Ну разве они не верили в дьявола больше, чем в Бога? Ломать – не строить…

«а они злые, такие же, как я, только притворяются, а я не умею…»

Возможно, в «Тайной вечере» геометрия и раздражает немного[1]. Но дух – есть. Леонардо умудрился тут соединить живой, высокий дух с геометрией, избежать мертвости последующего академизма. Нет, дух есть, и поистине божественный, а в то же время и обреченный.

Мережковский ставит вопросы часто довольно традиционно (древо познания, горечь) - и нифига их не разрешает. Но так интереснее.

«ласки мужа унылы, как игры монахинь» Или скука, или грех… Какому черту понадобилось делать брак скучными цепями? Но может и должно быть по-другому.

Это неприемлемо – не думать, плохо или хорошо то, что ты задумал (бордель, город-утопия, дионисиево ухо – проекты Леонардо)

«Господи! Чего еще надо?» - вспомни притчу о безумном богаче.

Где же у них христианство? Хотя бы в быте герцога? («покорная скука» - как знакомо) Да может ли быть быт – христианским? Отчасти – да.

Молитва Моро – и как это всё в них уживалось? Явная мерзость со «святыми» порывами? И главное – никакой самокритики. Я весь белый и пушистый, а за грехи расплачусь храмом…

Но Мережковский, как бы там ни было – истинный художник. Красота в каждой строке.

Как я понимаю Кассандру! «Скучно!» - и как часто!..

«Я упала на колени и стала молиться некогда здесь обитавшему Богу, неизвестному и поруганному… плакала и любила его за то, что больше на земле никто не любит его и не молится ему – за то, что он умер».

Ведь это же христианское отношение к Богу! Глупо и даже вредно отрицать предчувствие Христа в Дионисе, Осирисе и т.п.

Так вряд ли удалось бы почувствовать в эпоху язычества. 100%-ный язычник любит Бога за то, что он сильный и помогает. А бескорыстно-трагическое отношение к Богу – христианского духа. Христос на самом деле никогда не торжествовал – только некто под его личиной. Истинный же Христос с возрастанием могущества церкви только терял и проигрывал.

Боги превратились в демонов. Ну христианские учителя за что боролись, на то и напоролисьJ

«и тогда умершие боги воскреснут!» - я прям вижу ее, нравится мне эта девушка. Это, кстати, один из немногих женских образов русской литературы, от которых не тянет самкой. Один из моих любимых образов. Кассандра – скучающая аристократка духа, проповедница, мыслительница, собирательница древностей… короче - личность.

(Гюстав Моро)

(приличные женские образы навскидку: у Герцена – Любовь Круциферская, у Чернышевского – Вера, у Достоевского – Нелли. Вроде всё. Мало, мало их. Та же Татьяна у Пушкина или Катерина у Островского – вроде бы и не самки, но уж больно искалечены ложной моралью. Больно всё это читать.)

Ну, до шабаша я бы даже со скуки не докатилась… Потому что труслива))

Описание шабаша по меньшей мере интересно. Оно конечно, у того же Мишле он если не реальный, то реалистичный. А здесь – по ходу, наркотический кайф, иначе не скажешь. (по сути – отличное художественное сплетение правды и вымысла.) Но почему мазь? Но финал – нет слов. Обалденно. «Кассандра упала в объятия бога…» Тема преображения, хотя и неясная опять-таки. К примеру – к чему разгул и самоистязания? Опять эта идея "через тьму к свету"? Я в нее не верю.

Вот что гениально, на Достоевского смахивает по глобальности темы: «Будто бы всё в мире – одна механика, будто бы всё – как этот страшный паук…» «будто бы то самое, что люди называют Богом, есть вечная сила, которою движется страшный паук, со своими железными, окровавленными лапами, и что ему все равно – правда или неправда, добро или зло, жизнь или смерть. И нельзя его умолить, потому что он – как математика; дважды два не может быть пять…» - точно, Достоевский. Причем ведь всё это так, если Он – «Первый Двигатель», точно так.

Еще параллель: «нет Христа, но есть любовь» - сон Версилова. «прежде… была любовь от слабости, чуда и незнания, а теперь – от силы, истины и познания, ибо змий не солгал…» Да на черта мне жить, если одна механика и биология?!

«я, может быть, верую во Христа и Спасителя моего более тех, кто называет меня слугою Антихриста».

Важно: «О чем Он молился? … Как же просил, чтобы не было того, что не могло не быть, что было Его собственною волею – для чего Он в мир пришел? Неужели и Он изнемогал, как и я, и Он до кровавого пота боролся с теми же страшными двоящимися мыслями?» Мне вовсе не кажется, что Он – «чуждый, страшный» (?) Нет. В том-то и дело, что Он –тоже изнемогал, просил "нелепого" и "невозможного". А мне кажется, в образе Христа «Тайной вечери» изображен не только Бог, но и Человек. Я вижу в нем поразительное соединение всемогущества и обреченности… Нет, это – получилось. «Но ведь в этой молитве – всё, всё, … и нет без нее Христа, и я не отдам ее ни за какую мудрость! Кто не молился так, тот не был человеком, не страдал, не умирал, как мы…» - 100%.

«любит всё, потому что знает всё» - интересно.

Но все-таки в рассуждениях Чезаре я не согласна с «вечной необходимостью», «Перводвигателем» и т.п. Тут не хватает много чего для полной картины. Но книга написана до жути красиво.

Чезаре злился-злился, хотел быть собой – мол, чем жалеть, лучше пусть раздавит. А что, в свите Рафаэля он стал собой? Дело не в Леонардо, а в самом Чезаре.

А вот тут Савонарола молодец: «От воинствующей, не торгующей, сие не во власти твоей». В смысле: папа может меня только от торгующей церкви отлучить, а от воинствующей - не в его власти. И вообще, еще неизвестно, кто кого отлучит! Обожаю бунтарство, дерзость, анархизм)

«О чем Ты молишься – повторял больной с невыразимою тоскою. – Или не знаешь, что нет чуда, не может чаща сия пройти мимо Тебя, так же как не может не быть прямая кратчайшим расстоянием между двумя точками?» - да он тут путает механическую необходимость с трагедией Бога и миротворения, что никак нельзя назвать необходимостью. Тут любовь, свобода, жертва. Нет, это как раз не проблема. Ну, попав в данный мир, Он как раз и попал в механическую необходимость…

«Но ведь тогда… все герои древности – только убийцы и злодеи!» А что, разве не так? «Я хотел дать им Золотой век… за что, Господи» - какой наивный герцог. (цель должна быть сродни средству, если они друг другу противоречат – рано или поздно всё рухнет) Еще Христа из себя изображает… Про осла и седло – отлично.

Удивительное дело – натравливать на свою страну иноземцев и считать себя правым! В этом он на белогвардейцев похож (видела недавно «Адмирал» - ложь ложью погоняет… неприкрыто.) Бывает и так, что свои ничем не лучше «иноземцев» - и ох как бывает…

Мечта о крыльях – тоже ведь двойственная. Астро из нее вот что сделал: падут народы, поклонятся, всё новое, воспоют седьмую осанну… Снова Антихриста со Христом мешают. Ведь такое возможно только при воспарении на крыльях духовных. Я больше скажу – такое только для Антихриста и возможно, и «дух» он тоже прекрасно эксплуатирует. А мы изобрели механические, и что, лучше стали? Ну, в каком-то смысле – да лучше, прогресс технический помогает прогрессу социальному, моральному и т.п., создает благоприятные условия, по крайней мере.

Прям-таки соблазн чудом… С третьей стороны – механика ничего не дает, соблазн чудом (так хочется, реально – просто взять и полететь без всякой механики!) и полет духовный. Правда в том, что начинать нужно с духа – ищите прежде всего Царства Божьего… Ну, так всегда и происходит, только неприметно. Тогда и полетаю… Полетаю. Но это не значит, что здесь делать ничего не надо.

Я в эйфории от Sonne Rammstein , и мне внезапно представилось то, что могло бы быть серией рисунков, а то и целым клипом, и отвечаю, что много лучше их белоснежки и семи шахтеров… И не просто лучше, а шикарно было бы, если снять хорошо…

В самом начала, при отсчете, толпа с факелами гонится за ведьмой. Ведьма, разумеется, очень красивая брюнетка в черном длинном платье с рукавами-крыльями и серебряными побрякушками. Вид погони – как бы сбоку на узкий длинный мост. Ночь. В конце – вход в пещеру. Она вбегает в пещеру, тут начинается в музыке тяжеляк, а в картинке – камнепад. Вход завален, никто не успел, но никого и не придавило. Разве паре людей прищемило одежду (сначала было – женщинам подолы, теперь думаю, не сексизм ли это, пусть и мужикам что-нибудь прищемит, ну из одежды, я ж не садист), чему она по ту сторону ехидно улыбается. Но ни у кого ни царапины. Она же уверенно осматривается. Темный коридор. Идет, недалеко на стене – факел, она берет его, и с факела ей на руку переползает змея. Она ее гладит, змея уютно устраивается у нее на груди (декольте должно быть, да). Пусть это выглядит зловеще и красиво. Она же идет и осматривает коридор. Камень сменяется кладкой, кладка – письменами, рисунками, барельефами (ну как бы развитие цивилизации). За ней следует какая-то непонятная тень. Барышня уверена в себе, знает, что делает и куда идет. И вот перед ней, ближе к первому припеву, огромные резные каменный двери, двойные. Она целует и отпускает змею, и с некоторым усилием распахивает их, и тут грянет первый припев. Вид сзади, движение красивое, слитое с музыкой (когда двери открывает). Она оказывается в огромном склепе – высоченные колонны, много каменных гробниц (гробов, саркофагов, красивых, нет, разных), потолок и стены теряются в темноте. Пусть это будет образом умершей части человечества, но не всего, как будет видно в дальнейшем. Ходит по залу, даже кружится, осматриваясь. Всё это в тему припева, прекрасно. В подходящий момент припева она видит огромное распятие, и с чувством ему поклоняется. Вид сзади, движение грациозное, искренне почтительное, осмысленное, от души, но без потери собственного достоинства, не рабское. Потом всё ходит, касается рукой гробов, останавливается над одним, кладет на него руку и безмолвно плачет – просто, без искажения лица, глаза закрыты, текут слезы, мб кровавые (это в соло после припева).



Когда уже начинается мужской вокал, из темноты выступает… я раньше хотела, чтоб демон, но лучше, намного лучше пусть будет скелет в облачении какого-нибудь очень высокого церковного чина (причем облачение такое, чтоб обиделись все конфессии сразу). И начинает ей что-то доказывать, говорить… По картинке должно быть понятно, что он осуждает всех умерших, рассказывает и возмущается, какие они грешники (только неясно, что он-то неупокоенный во тьме бродит, праведник наш). В подходящий момент речитатива даже шарахает кулаком по тому гробу, над которым она плакала. Одновременно с началом припева – «айн!» - она резко открывает крышку гроба, и оттуда ее озаряют лучи света. Вид в профиль, она чем-то поражена.



А открывается ей история девушки-самоубийцы и ее возлюбленного, кратенько, на первую часть припева, которая еще без женского вокала, в 3-4 картинках, но ярких, красивых и показательных. Типа Ромео и Джульетта. Их свидание в саду, тихое и нежное. Он пусть будет из бедной и презренной семьи, она – из богатой и знатной. Его убивают ее родственники и зарывают как собаку где-то в поле или лесу. Она принимает яд, но ее хоронят в семейном склепе. Похороны, она так красиво в гробу лежит. И это и есть ее гроб (неважно, как он там оказался). Ведьма (ну, теперь-то понятно, что в хорошем смысле, от слова «ведать») быстро захлопывает крышку и обращается к распятию, просто смотрит. Со второй половины припева, с женским вокалом – «айн!» - от креста исходит яркое сияние, потом он вовсе исчезает, пространство как бы раздвигается, в темноту склепа врываются ярчайшие лучи света. Из света появляется Христос в белом одеянии с тихой любовью в глазах и грустью. Освободитель и Воскреситель. И начинается воскресение, гробы раскрываются, встают люди – красивые, просветленные, склеп наполняется светом. Идут к Нему, а Он – к ним, каждому что-то говорит, улыбается, берет за руки, некоторых обнимает… Это всё в припеве. Но не раскрыт только 1 гроб – той девушки. Он остался темным и неподвижным. Мужской голос – первосвященник-нежить – торжествует, опять доказывает ведьме что-то свое. Но на Христа как-то не глядит. Ведьма издали глядит на Христа с любовью и восхищением, но в основном – с вопрошанием. Скелета не слушает, ну его. Христос наконец посмотрел на нее с какой-то грустью. Она внезапно что-то поняла, повернулась к гробу, касается указательным пальцем вытянутой руки будто невидимой стены, пространство начинает вибрировать, круги от пальца – как от камня на воде. Пространство разверзается, она уходит в темноту (тут уже третий припев). Выходит в каком-то темном дремучем лесу или поле, мрачно. Останавливается на неприметном месте, протягивает руки к земле. Как власть имеющая, но со скорбью. Из могилы восстает убитый юноша, типа как в «Вороне», но она протягивает ему руку и выводит из могилы. Очень красивая сцена. Потом ведет за руку вновь сквозь пространство. Они выходят в склеп как бы из ниоткуда. И он видит свою возлюбленную, светлую, красивую, воскресшую, сидящую в гробе и как бы греющуюся под лучами Божественного света. Тоже в профиль, очень светло и красиво.



Ведьма слегка подталкивает его, обалдевшего, по направлению к ней, а сама смотрит на скелета: что теперь скажешь? Скелет в недоумении и почти в отчаянии – что же это творится?! Юноша подходит к возлюбленной, тихие, нежные объятия, и всё такое светлое. Встреча после вечной разлуки и теперь – навсегда… Это надо, чтобы чувствовалось по картинке. Тут 2 смысла – любящий не может жить без любимого + примирение и просветление мужского и женского начала (что?! Ну ок, по картинке это не поймешь, а вообще можно было бы и лгбт-пару ввернуть, вот это было бы круто… лгбт – Ромео и Джульетта наших дней). Это всё на протяжении припева. К ним подходит Христос. И вот тут, в конце, на протяжении женского вокала нужно показать самое главное. Он обнимает их и ведет с собой, любя их более всех здесь – как наиболее пострадавших и любивших. Вот, пожалуй, центральный образ: вид сзади, люди идут в свет, посередине Он уводит пару, но оглядывается и смотрит на нас. Что в этом взгляде – это уж надо почувствовать. Это можно было бы сделать даже в виде диптиха. Взгляд Его падает и на ведьму, и на скелет. Скелет весь скрючился и не может вынести этого взгляда, а она… Это картина, это надо видеть – лицо ее просветлено, она восхищена, серебряные украшения на ее траурном платье (траур по человечеству – символ) начинают нестерпимо сверкать. Это могло бы быть символом начала теозиса, преображения земли (серебро на черном – свет во тьме). Но второе ее движение – она трогает за плечо скелета, а другой рукой указывает на Христа, уходящего в свет, и кивает – не хочешь ли пойти за Ним? Но для скелета это неподъемно, он не может постичь всего этого - может быть, пока. Он в отчаянии отворачивается, как-то жалко съежившись. (Скелет – двойной символ – смерти и официальной церкви, проповедующей торжество ада, т.е. той же смерти). Христос уходит (не факт, что навсегда), и снова появляется распятие, которое даже отчетливо кровоточит… И это символ того, что Христос останется на кресте, пока все не будут преображены.

Ведьма же похлопывает скелета по плечу, может, даже как-то фамильярно – типа, может, потом одумаешься, я не прощаюсь (или – она печально смотрит на крест, вздыхает, тихонько хлопает его по плечу и уходит, иронично, но не зло улыбается – так-то, подумай) – может, на другие кладбища, оплакивать и уготовлять воскресение, а может, и к живым, проповедовать. Может, и народ-то чуть не сжег ее за проповедь «излишней» доброты и свободы… Скелет остается в раздумье. Она уходит сквозь стену склепа, и на стене остаются как бы серебряные блестки от ее побрякушек, они переливаются, затем всё медленно погружается во тьму, но на душе остается какая-то светлая надежда.

Это в описании всё хреново и неуклюже, но если нарисовать, а еще лучше – снять клип, это будет нечто!!!

Образ женщины в черном – не знаю, как он у меня появился. Это – некий посредник между мирами, но и живой человек, женщина, и очень красивая. Странствует, оплакивает, проповедует – и так до полного теозиса. Может, это символ той самой эсхатологической активности человека, которую проповедовал Бердяев. Да и предвестие Третьего Завета, возможно...

Примерно тот же образ у меня в фантазии на «Мгновение свободы», ну похожий. Мб как-нибудь расскажу[1] + фантазия на «Великие тропы бессмертия» - отличный был бы клип типа «славянское фэнтэзи». Я пыталась кое-что воплотить в рисунках, но крайне неуклюже… На бумаге выходит совсем не то, что в фантазии…

это именно тоска по увядающей чувственной жизни... вот почему современная готика так сексуальна...

"Человек Средневековья, отвергнувший все земное, давно уже задерживал свой духовный взор на мрачной картине копошащихся червей и жалкого праха. В религиозных трактатах о презрении к миру богословы уже возглашали неотвратимость леденящих ужасов разложения. Но разработка таких представлений в деталях приходит позже. Лишь к концу XIV столетия изобразительное искусство овладевает этой тематикой; требовалась определенная степень реалистической выразительности для того, чтобы действенно запечатлеть ее в скульптуре и живописи, и к 1400 г. это было достигнуто. Тема тщеты и смерти переходит к этому времени из чисто богословской литературы -- в литературу, предназначенную для народа. Чуть ли не до XVII в. на надгробиях все еще появляются разнообразно варьируемые отвратительные изображения обнаженных тел, охваченных тлением или иссохших и сморщенных, с вывернутыми в судорожной агонии конечностями и зияющим ртом, с разверстыми внутренностями, где кишат черви. И к этим ужасам умственный взор возвращается снова и снова. Не странно ли, что он так и не осмелился сделать ни шагу дальше, чтобы увидеть, что само тление также исчезает и прах становится почвой, цветами и травами?

(так а человеку что с этого?)

Можно ли счесть эту мысль, которая так прониклась отвращением к земной стороне смерти, действительно благочестивой?

(ну если учесть, что автор имет очень поверхностное и общепринятое представление о религии с чужих слов, то о чем речь вообще?)

Или это реакции обостренной чувственности, которая только так может очнуться от опьяняющей тяги к жизни?

(возможно. другое дело - зачем?)

Не есть ли это страх перед жизнью, столь сильно пронизывающий эту эпоху, настроение разочарования и отчаяния, которое -- хотя и стремится принудить к сдаче того, кто боролся и одержал победу, -- все еще неразрывно связано с земными страстями?

(ну ээ это именно страх перед смертью, вообще-то)

Все эти оттенки чувств нераздельны в подобном выражении идеи смерти.

Жизнебоязнь есть отречение от красоты и от счастья из-за того, что с ними связаны боль и страдание.

(и это более, чем понятно. но лучше уменьшать боль и страдание, чем отрекаться от всего)

Есть поразительное сходство между древнеиндийским, в особенности буддийским, и христиански-средневековым выражением этого чувства. Там тоже постоянное отвращение к старости, болезням, смерти, там тоже густо наложенные краски тления.

(вот это полезный взгляд со стороны, насчет схожести религий - можно спорить, выявляя тонкости отличий, но взгляд уже сформирован, и причины тому - есть. гораздо лучше обратить внимание на причины, как по мне)

Христианский монах со своей стороны полагал, что высказался исключительно метко, указав на то, что телесная красота всего лишь поверхностна. "Телесная красота заключается всего-навсего в коже. Ибо, если бы мы увидели то, что под нею, -- подобно тому как беотийская рысь, как о том говорили, способна была видеть человека насквозь, -- уже от одного взгляда на женщину нас бы тошнило. Привлекательность ее составляется из слизи и крови, из влаги и желчи. Попробуйте только помыслить о том, что находится у нее в глубине ноздрей, в гортани и чреве: одни нечистоты. И как не станем мы касаться руками слизи и экскрементов, то неужто может возникнуть у нас желание заключить в объятия сие вместилище нечистот и отбросов?"

(вот это меня всегда "умиляло". а что, у мужчин какая-то радикально другая физиология? без слизи, крови, экскрементов? ну надо же)))

Унылый рефрен презрения к миру давно уже звучал во многих сочинениях на богословские темы, и прежде всего это относится к трактату Иннокентия III De contemptu mundi, который, видимо, только к концу Средневековья получил свое наибольшее распространение. Поистине удивительно, что этот столь влиятельный и удачливый государственный муж, который занимал престол св. Петра, человек, вникавший в столь многие дела и заботы, в свои юные годы был автором произведения, которое дышит таким жизнененавистничеством. "Зачинает женщина в нечистоте и зловонии, рожает в горестях и страданиях, вскармливает с тяготами и тревогой, воспитывает с заботой и страхом".

(а где тут женоненавистничество? ну кроме самого начала, где проблема гигиены вообще-то, характерная для эпохи. тут - правда, за правду всегда респект.

ой. это я так прочитала "жизнененавистничество". хорошо, тогда так. любовь к жизни не предполагает безусловного принятия всех ее безобразных, мучительных и тягостных сторон, нееет, любовь к жизни предполагает ее облагораживание и преображение.

еще очень раздражает отсутствие у автора рефлексии на тему - а почему, собственно, именно женщина олицетворяет витальное начало? это кажется "само собой разумеющимся", но это нифига не так. а ведь это современник Симоны де Бовуар...)

Неужто радости материнства тогда вовсе ничего не стоили?  

(автор, сначала роди, выкорми, воспитай, причем тогда, потом расскажешь о радостях. бесит, что мужчина 20 века наивнее мужчины средневекового.)

"Провел ли кто-либо хоть один-единственный день приятно и в полнейшем блаженстве... не будучи оскорблен тем, что он увидел, услышал и претерпел?" Что это: христианская мудрость или хныканье избалованного ребенка?

(это правда жизни, автор!! вот эту строку я сама могла бы написать, да и писала подобное! кто ж виноват, что жизнь вызывает тоску, в твоей терминологии - "хныканье"?! почему человек, желающий, в сущности, нормальной жизни и счастья ("блаженства") - сразу "избалованный ребенок"?! видимо, только "избалованные дети" помнят о том, что такое счастье, ну ок. христианская это мудрость или нет, но христианству она не противоречит. пожалуй, именно христианство заострило внимание на несовершенстве мира, и это хорошо.)

Нет сомнения, что во всем этом наличествует дух грубого материализма, который не может смириться с мыслью о кончине чего-то прекрасного, без того чтобы не усомниться в красоте самой по себе."

(ну не уверена насчет материализма, это скорее такая хорошая бескомпромиссность, направленная не туда. хорошо не смиряться с мыслью о конечности прекрасного, но тогда надо утверждать прекрасное в вечности (как Бердяев, в частности, требовавший воскресения не только каждой былинки вообще, но и своего кота в частности, без кота смысла нет[1]), а не отрицать прекрасное как таковое.)

***                                                                                                          

"Яростному отвращению к разлагающейся земной плоти противостоит глубокое почитание нетленных останков святых -- вроде мощей св. Розы из Витербо. Драгоценнейшее величие Девы Марии видели еще и в том, что телесное вознесение избавило ее от земного тления. Все, что за этим стоит, в основе своей есть дух материализма, который приводил к невозможности избавиться от мыслей о теле. Этот же дух проявляется и в особой заботе, с которой в иных случаях обращались с телами умерших."

Хейзинга, "Осень Средневековья"

(ну хорошо, даже если называть это материализмом - это такой христианский материализм)) христианство не тождественно спиритуализму, отнюдь)) тело - важно. эта важность прорывается в историческом христианстве вот так, наверное, не очень адекватно, но что самое обидное - вглубь не идет. остается шизофреническое раздвоение между "плоть неважна" и "святые мощи".  если неважна, так выброси труп на помойку, и дело с концом. зачем похоронные ритуалы особые, во всех религиях, для всех людей, сколь угодно не святых?

как возможно культовое почитание чего-то материального вообще? считается, значит, что дух таки может жить в материи, одухотворять ее, передаваться через нее. в христианстве вообще воплощение - центральная идея, и литургия - именно о воплощении. но вот дальше религиозная мысль не идет, хоть убейся. ну как - идет, но не мейнстрим, конечно.)

"Аполлон посещает кузницу Вулкана" -



а вот тут снижение, да. Веласкес вообще часто снижает мифологические сюжеты, но получается живо, надо признать (как в "Триумфе Вакха, например). Тьфу ты, я-то думала, Аполлон заказать чего пришел, а он пришел посплетничать - слышь кузнец, а жена-то тебе изменяет. Ну теперь понятно, почему у него такое лицо, да и у помощников)) Тут еще аллегория искусства и ремесла, и будто бы противопоставление.

Разная манера живописи - Аполлон написан в академической традиции, работяги - в манере Караваджо. Симпатии художника явно на стороне "простых людей", а Аполлон изображен карикатурно. Мне это не близко, я таких противоречий и идеализаций не люблю. Ну и мачизм, что уж там, вот что самое неприятное - Аполлон изнежен и "женоподобен" (это охренеть как плохо, даа), зато настоящие мужики - вот они, в кузнице вкалывают. При этом, тела "настоящих мужиков" по большей части вполне укладываются в академичный канон, а главное - тщательно эпилированы, ну разве что у Вулкана на груди можно разглядеть несколько волосинок, и то если приглядеться, больше, видимо, канон не позволяет даже "живописцу истины") да и загар еще никому не помешал))

Конный портрет королевы Испании Изабеллы Бурбонcкой.



Детализация одежды, конечно, соперничает с лицом, но не "убивает" его. Но подлинный восторг вызывают нежно написанный фон и потрясающе красивая лошадь с выражением "как же вы меня достали..." К счастью, вообще Веласкес детализацией не увлекался, главное на его портретах - лица, как, например, здесь:

Дама с веером -



увы, мы не знаем, кто это, хотя женщина явно богатая и знатная - даже их имена терялись... Вероятно, портрет написан до выхода королевского указа, запрещающего "приличным женщинам" носить платье с декольте. Это ж надо так ненавидеть красоту... Но это и контроль по Фуко, разумеется, и в первую очередь именно он. Есть предание, что даме портрет не понравился чуть ли не из-за недостаточной детализации кружевной накидки на голове. Ну хз.

Портрет Хуана де Пареха -



слуга, а может и раб Веласкеса (!!!), мавр, впоследствии его ученик. Был отпущен на свободу вроде как по просьбе короля, остался работать в мастерской художника, потом и сам стал художником. Кстати, изначально свой талант скрывал.

Портрет шута дона Диего де Аседо -



излишне говорить о том, что институт шутов отвратителен и негуманен, но королевским особам, видите ли, скучно в своем этикете, вот они и развлекались, насколько мозгов хватало. Заслуга Веласкеса в том, что он изображает шутов и карликов именно как людей, а не как забавные игрушки. Вот этот шут, например, имел прозвище Философ, исполнял при дворе функции секретаря, вероятно, был образован и начитан. Картина не "прекрасна", но - трогает до глубины души. Как говорил Ортега-и-Гассет, "действительность всегда безобразна. Веласкес и станет изумительным живописцем безобразного..."

Голова оленя -



какой-то он сердитый...

Пряхи -



одна из самых знаменитых его картин, непонятно к какому жанру относящихся. Конечно, тут аллегория - миф об Арахне как предостережение творцам (вот спасибо) и как противопоставление искусства и ремесла, работы и развлечения, действия и созерцания. Здесь нет перевеса в сторону "простых испанских женщин", как любило выдумывать советское искусствоведение, здесь, скорее, как-то всё в гармонии. Как будто нужно и то, и то, всё важно. Нет противопоставления, скорее связь через тот самый луч света, который, как верно заметил Ортега-и-Гассет, и является "главным героем картины". Действительно, что мы видим здесь в первую очередь? Свет. Остальное неважно - сюжет, аллегория, смысл... Это то самое "чистое искусство", "искусство ради искусства", где "важно не что, а как". На хорошей репродукции это сразу видно) Еще бы в Прадо попасть))

Явление Девы Марии Св. Ильдефонсо -



вот это настолько прекрасно, что даже напомнило об Эль Греко!.. Святой, так сказать, специализировался на теме непорочного зачатия Марии (не Иисуса, а ее самой), что было актуально в эпоху Контрреформации, вот, по преданию, Она и явилась ему в Толедском соборе и укрыла своей ризой. Такой индивидуальный Покров) А в Толедо как раз творил Эль Греко... вот такое чувство, что дух его картине-то и передался - ну не совсем это манера Веласкеса.

Коронование Марии -



тоже прекрасно, по-своему. Нет экзальтации Эль Греко, много величия и достоинства. Это одна из самых потрясающих барочных картин, она идеальна. Мадонна изображена согласно рекомендациям трактата Пачеко (художник, учитель Веласкеса): ее следует изображать как женщину не старше 30 лет, потому что ни болезни, ни несчастья не смогли исказить ее красоту. Мне симпатичен этот идеал, я вижу в нем много смысла: да, красота тела тоже очень важна. Жаль, что в христианстве говорится про это редко, протаскивается как будто тайком и с очень узким смыслом. А ведь христианству эта мысль соответствует - оно и о теле тоже, о его красоте и бессмертии.

Святые отшельники Павел и Антоний.



Интересно, что композиция абсолютно средневековая - три разных события в одной картине: на дальнем плане Антоний приходит к Павлу и уговаривает его впустить, на среднем - Антоний хоронит Павла в могиле, вырытой когтями льва, а на переднем плане, собственно, беседа отшельников, обед им приносит ворон. Вот эта тема с животными всегда умиляет, конечно, есть в ней правда... сам же аскетизм очень проблематичен.

И все-таки Рембрандт, несмотря на всякую такую духовность - не мой художник. У него слишком много ущербности в форме, мало красоты, чрезвычайно мало, а я как Чехов - "в человеке всё должно быть прекрасно" - жажду полного преображения, тотального теозиса...

Рембрандт же часто изображает что? Коросту, под которой тлеет дух. Мне по-прежнему кажется, что это очень верно, но не для всех его картин. Это тоже очень ценно, но это - не последнее. К тому же, у меня взгляд беспринципного эстета, часто в картине я ценю прежде всего форму. Это в литературе я могу терпеть всё, что угодно, хоть "косноязычие" и "художественную бездарность"[1], лишь бы смысл-дух был - с восторгом читаю "Что делать?", вообще Чернышевского люблю больше Тургенева... Тургенева, по правде сказать, вообще не люблю... Но в живописи, вообще в изобразительном искусстве - нет, дайте мне красоту!

Ну вот красота -



Титус в образе Паллады, обалденно.

Вообще, даже удивительно, что он так красив...

Или вот красота -



"Борьба Иакова с ангелом" называется. Да ладно, "борьба", одно название) Чистый эрос) Тут есть что-то от Леонардо...

Давид и Ионафан...

Вот не люблю семейную тему, но это реально красиво -



Иаков благословляет детей Иосифа. Чадолюбие и отцелюбие Иосифа, конечно, прекрасно - такая "не мужская" нежность на его лице...

Портрет молодого человека в кресле

Ну конечно, Рембрандт живой, но в том-то и дело, что здешней жизнью, слишком здешней... А вот не всегда!

Взять "Артакеркса, Амана и Эсфирь" -



да тут совсем не здешнее, и поврежденность картины только усиливает это...

И или вот потрясающее - "Аман узнаёт о своей судьбе".



Это ведь не про Амана, про другое совсем, жуткое и универсальное... рок и бессилие...

Художник он гениальный и даже гениальнейший (я это сейчас вижу) в изображении инобытия, но не идеального, как у Леонардо, а вот именно сквозь наличную жизнь. Это ж какой громадный дар надо иметь, чтобы это не только видеть, но и воплотить... Меня завораживает его сумрак с проблесками золота и багрянца, он действительно бездонный, он не трагический даже, он про какую-то абсолютную безысходность, обреченность и тоску. Ну это я сейчас вижу в картинах, которые считаю лучшими.

"Возвращение блудного сына" -



и хорошо, что не закончил! Конечно, тут ведь главное - не сын, которому, возможно, и не в чем каяться, тут главное - образ любви, нежной и принимающей, воплощенной в отце. Он как бы приговаривает "ну-ну, ничего страшного", и при этом прикасается так бережно...