blackmoon3712

- актуальная цитата от Н.))

"... я всегда боялась влюбляться, так что со школы себя и заморозила

(безответность чувства всегда казалась унизительной, хотя в школе и вовсе случился бред: взаимность была, но условия микросоциума не позволяли ей проявиться. но после случился еще худший бред: отношения без взаимности...)

теперь мне по кайфу просто чувствовать, ибо... не очень понятно, на что мне надеяться - что Л. пошлет не слишком далеко или что встречу парня, к которому испытаю хоть малую толику того, что испытываю к персонажу? или вообще что-то третье? я просто не знаю... но бывает это и мучительно, а как же

а я, кстати, очень тактильная, если влюблена, хочу человека постоянно тискать, и чтоб он меня тоже... (К. не знал, куда от этого деваться, даа))"

(поэтому, в сотый раз повторю: вот когда Спайка и Баффи заколдовали, самое оно было!



для меня "не отлипать" и "есть друг друга" - норма в любви. но кстати именно поэтому меня немножко обидели подачей материала - как страсть, так сразу или колдовство, или невроз, или и вовсе насилие. к вопросу о неверии в счастливый эрос...

почти офф, но тоненькая ниточка связи с предыдущим есть. меня... да не немножко, если совсем честно, меня прям полоснуло мнение одного человека о сцене во втором сезоне с Друзиллой и Ангелом: "ребята небось уржались, пока всё это снимали". сорри, а что смешного-то?



нормальная бдсм-сцена, эстетичная, и, строго говоря, Ангел получал по заслугам, а Друзиллу можно понять (и кстати, она великолепна). а ниточка такая: это ведь тоже, опосредованно, про секс, и уж точно, про эрос, и мало что коробит меня так, как выставление эроса "смешным", "нелепым", карикатурным. это бьет меня в совсем живое место, в подобном подходе я ясно вижу этого самого "беса середины" Мережковского, который не дает соединиться "концам", которые должны быть вместе.)

*

"к счастью, чувство юмора у нее есть, да) ей говорят, что оно дурацкое, но они сами дураки и ничего не понимают))"

*

я так люблю гулять в эти майские сумерки, дышать сиренью... купол абсолютно ясного неба, на одной его стороне - золотой закат солнца, на другой - фиолетовый восход луны... подарила сегодня это психологине)

"и ты знаешь, я ей тоже под конец сделала хорошо, ну, в эмоциональном смысле..." "вот зачем ты это добавила, а?) зачем фантазию испортила?))" "солнышко, твои фантазии - только твои, ты абсолютно свободен фантазировать на любую тему и с любым количеством участников/участниц))" это я только когда не влюблена такая добрая...

и асфальт, да, фиолетово-розовый отлив асфальта от лучей заходящего солнца опять-таки... мне надо написать такую хотя бы абстракцию, несколько недель уже хочу попробовать передать это ощущение...

(ну вот, попробовала. по крайней мере, психологине понравилось))

мне вообще нравится замечать рефлексы от неба на земле, сколько лет уже хочу написать офигенно красивую лилово-голубую грязь...

*

"мне ее так хочется защищать, опекать, рассказывать, какая она прекрасная, вот это всё, а она упирается)) (кстати, об отличиях чувств к мужчинам: с ними надо, чтобы они меня "вот это всё")) и кстати, я ей недавно почти это и сказала... и получила в ответ неожиданно много нежности и благодарности! ого.

*

бывает приятно и у девочки на коленях посидеть, а что

*

"знаешь, оно вроде и грустненько, но переживание некой свободы, снова такое явное, просто по сравнительно новому поводу, сравнительно новой ее грани - это тоже ценный для меня опыт) а что ж, и это можно, и это хорошо, и это прекрасно)"

*

ну и денек, и сон к чертям пропал: конфа[1], мазохизм Л. и катарсис от Н... а потом еще снова Н...

*

...я выбежала на улицу и начала записывать голосовое Н. практически с этой фразы: "рациональные люди - они и есть самые е*анутые!!" припомнила всех фриков с философских сборищ, а о сути конфликта с К. рассказала позднее:

"а... да я накосячила: выпила все обезболивающие и не сказала ему, что надо купить. он как раз с утра проснулся с головной болью, а таблеток нет(( поругался со всеми, с кем только мог в течение дня, притащил эти несчастные таблетки и сказал, чтоб я их не трогала. а вот это уже перебор, я начала возмущаться. ближе к ночи "выяснилось", что именно он имел в виду: чтоб я сама себе купила, если мне надо, а это типа его запас и не трогать. это ок, но изначально формулировка была другая(( потом он сказал, что "не это имел в виду" (самое смешное, когда я такое говорю, его страшно бесит) это я так кратко излагаю, а конфликт на целый день с какими-то долбанутыми фразами и ээ бурными эмоциями"

*

" - ну, что значит не имеешь права злиться? у нас есть право на любые чувства, иначе крыша начинает ехать, проверено же) как пик эмоций схлынет, можно и подумать, но давить их - не вариант

...может, для других человек норм, а мне не подходит. "не мой размер". может, сам по себе он хороший, но это опять же не значит, что я не могу испытывать к нему негативные чувства

как по мне, это чокнуться можно, если всем "идти навстречу", особенно если они начали с удара по голове, скажем

прости за цинизм, но лучше агрессивную сторону выгуливать на чужих, чем на близких. еще лучше ни на ком, но это уже запредельный какой-то дзен для меня[2]

понимаю твое смятение, но да, тебя можно принимать просто так)

знаешь, я еще на группе поняла, что если буду пытаться всех не то, что любить, а даже "принимать", то чокнусь. не этого от меня хотели

- а чего?

- ну, судя по удивлению (не возмущению ли, не осуждению ли?) ведущей, когда я сказала бесившему меня чуваку: "нет, мне не интересен твой ответ и диалог с тобой", чего-то другого)) может - "мы все разные, но должны искать точки соприкосновения"? так это сказал Р., который раньше меня со скандалом ушел)))

а я сразу подумала: ничего такого я не должна. не хочу

мне иногда кажется, что твоя совесть как-то дофига от тебя требует... быть для всех хорошей, всех понимать, всегда входить в положение - да, мне кажется, это дофига

притом, видишь ли, мне даже первая психологиня говорила, что я дофига от себя требую и надо бы "отстать от себя". но понадобилось много времени, а главное, наверное - опыта с совсем другими людьми, чтобы проникнуться и правда попробовать отстать)

мне недавно прилетело 10 уведомлений в вк, я даже испугалась) а это просто девочка одна мои фотки полайкала))

я просто по возможности стараюсь оградить себя от лишних (необязательных) нервотрепок, так скажем)

- вот меня и бесит, что в любой момент нахамить могут и это до сих пор в порядке вещей

- о, а меня-то как..."

*

(из диалога с Н. тоже, были разногласия, но эти как раз не страшные)

"ужас неполного слияния" - для меня уже не такой сильный

у меня нет категории "старшие". есть уважаемые, нет авторитетов. кого уважаю - это мне не старшие, это мне братья. я анархистка. людей делю не на старших и младших, а на своих и чужих.

также для меня характерен нигилизм в отношении семьи. принцип семьи мне чужд и непонятен, как для Бердяева.

"я не обижаюсь, что у тебя по-другому))" - серьезно, когда триггер наезжает на триггер - это хуже, это я сама не понимаю, как мы вынесли...

мне никогда не нравилось подчиняться, разве что в контексте сексуальной игры)) когда прям серьезно - я этого "не понимаю", это вызывает протест. не было авторитарности в семье - повезло. а вот в школе прищлось тяжко.

кстати, у меня были ужасные отношения с первой учительницей, мы друг друга терпеть не могли: она - мою честность, прямоту (заодно уж неаккуратность и вот эту всю "недевочковость" (много сарказма и немного манерности щас в голосе было, прикольное сочетание)), я - ее... не слабость, нет, а откровенную любовь к лести, она реально культ вокруг себя устроила, и нет, это не была настоящая любовь учеников, и надо быть полной дурой, чтобы принимать это за чистую монету. а вот классная с 5 по 8, напротив, важный человек для меня - она валидировала мою ценность как человека пишущего, обожала мои сочинения то есть, носилась с ними и хвасталась в учительской, хотя не со всем и не всегда была согласна. мы с ней и ругались, а что[3]. я ее любила именно потому, что она меня ценила и как бы "равной" была, а последнее симпатично было не только мне. а вот с травлей не могла помочь, да и не хотела. ну конечно, это у меня "слишком длинный язык", виновата жертва, как водится))

ненавижу подчиняться. не понимаю тех, кому это нормально или кому нравится прям серьезно подчиняться родителям, учителям, авторитетам, смотреть снизу вверх - со мной такого не было никогда. может, они в обмен на подчинение получают защиту или еще какие плюшки, а я никогда не получала, к счастью. меня никто никогда не защищает, тогда зачем подчиняться?

но мне одиноко в этом самом отрицания семейного принципа. даже для моих близких подруг важна семья. с парнями та же хрень. не встречала своей "асемейности" ни у кого, кроме Бердяева, это странно. главное для нас - любовь и духовное братство. благодарна психологине, с которой и об этом могу нормально говорить. нету и не может быть для меня идеальной мамы, идеальной семьи. семья - нечто падшее по определению. дружба, любовь - дело совсем другое, в них есть потенции вечности, есть хотя бы гипотетическая идеальность. в семье же постоянно творится какой-то песец, и даже идеала семьи нет и быть не может - все они каким-то трешем отдают, все не являются идеалами по определенню, нет в них совершенства, нет полноты, вечно не та, так другая ущербность, нету в них того, что (в отличие от любви, дружбы и духовного братства) хочется длить вечность. меня, в частности, отталкивает необходимость власти-подчинения. не может быть эгалитарной семьи, детям приходится подчиняться, это необходимость, но это и отталкивает, как и Бердяева[4]. не понимаю детско-родительской любви. если люди счастливы в этом - ок, но это не мое.

у меня как раз противоположное: я хотела бы не рождаться вовсе, не иметь рода и происхождения, а просто появиться, как дети в одном из миров Даниила Андреева) странно, но как есть) я очень не хочу иметь какое-либо отношение к принципу рода как таковому) я не дерево, чтоб у меня были "корни"

(Адольф Вильям Бугро, "Заблудившаяся плеяда". это кто тут еще заблудившийся)) "да я сам его от церкви отлучу!"))))

И внезапно захотелось цитировать Зинаиду Гиппиус: "но слабости смирения я душу не отдам, не надо искупления кощунственным словам")

*

"Чуть не написала: чтоб всякие сволочи не портили моей девочке настроение! Но понимаю, что это уже перебор))) ей ведь реально какая-то тварь из близкого окружения заявила, что она придумала себе депрессию!! Прибила бы...

Кстати, еду в метро и радуюсь, что девушки снова носят короткое топы, я тоже так ходить люблю) и смотреть на красивых девочек, вообще-то, всегда любила..."

Но красивые мальчики тоже в радость, а как же, недавно в метро один дал мне веточку белой сирени, сам не просто красивый, а жгуче-южного типажа, прям как мой отец, Фрейд, прекрати))) И еще один подобный, на сей раз с невероятной красоты глазами пытался познакомиться со мной на выходе с одного мероприятия... ну я уделила ему с приятелем минут 10, рассказывая о мероприятии, а потом убежала на маршрутку.

*

"модераторка прям щас меня спросила: а ты разве не выступаешь?)))" - причем два раза, и после еще приглашала приходить на другие мероприятия, это офигеть приятно.

*

"такая девочка хорошая была" - о да, я всех разочаровываю)) постоянно кто-то засовывает меня в этот сюжет. любимую учительницу, преподавателя живописи, а ведь его изостудия тогда была жизненно важной для меня отдушиной... поэтому и не поддерживаю с ними связь. я не люблю разочаровывать людей, я люблю их радовать)) но не вымучивая из себя что-то, а именно быть собой и при этом - радовать. если не могут меня принять, значит, буду искать тех, кто может, и кое-кого уже нашла

Ну ничего, меня и плохую любить можно"

*

Из серии цитат, которые следует высечь в граните, а некоторым и выбить на лбу: "Слова - это тоже поведение" (моя психологиня, умница).

посмотреть Брене Браун...

Еще недавно понравились слова Екатерины Шульман: "ответственность возникает там, где есть ресурс."

*

если даже вспомнить о совести - не надо занимать чужое место. ни в работе, ни в отношениях, нигде. выбирать людей, выбирать вообще для себя что-то сколь угодно придирчиво - это в том числе об этом: быть на своем месте и не занимать чужого. или, как недавно прочитала - показывать сразу, какой ты есть, тоже об этом. незаинтересованные пойдут дальше искать своих, заинтересованные останутся. забота о себе в этом смысле есть забота о других и о мире в целом)

это в пику воплям "ой, щас людей меняют как перчатки, отношения обесценились, везде сплошной тиндер". а что, и меняют, если не подходят. потому как если подходят, если всё хорошо, если это кусочек твоего пазла - то зачем менять? но если нет - зачем терпеть? отношения, наконец-то поняла я - это не такая сверхценность, ради которой надо всё терпеть и себя перепахать. зачем, если где-то рядом бегают кусочки и твоего, и не твоего пазла? если всем вообще-то можно быть прям такими и кому-то нужны прям такие?

впрочем, правильно и Н. недавно сказала: есть такие места, на которых вообще никого быть не должно. о да. я сейчас на таком работаю)))

люди получали бы безусловный базовый доход и даже если бы плевали в потолок - почему нет? это было бы хорошо

правильно и психологиня сбалансировала: тем не менее, не стоит бросать людей "чуть что", "из-за того, что человек неправильно ударение в слове поставил"[5] (это верный путь к одиночеству, да, так если ты его хочешь, то и не мучай никого). нет, конечно, дело ведь в кпд, это я уже понимаю непосредственно на практике.

*

с одной стороны, бесят все эти "собеседования" и "интервью" даже на должность уборщицы. с другой - они и не работают нифига. если бы работали, то меня взяли бы в книжный работать с товаром, а Л. ни за что и никогда не взяли бы продавцом-консультантом. глубокий интроверт, который, в отличие от меня, даже изобразить активность и заинтересованность не очень может (и до кучи: экзамены, собеседования и публичные выступления для нее пытка, а для меня, как известно, напротив) - о даа, это же идеальный кандидат для активных продаж! ну вот что у них в голове, а?! бесит, бесит, и вызывает отвращение. ненавижу работу без смысла, работу по перекладыванию чего-то там только ради видимости занятости и зарплаты, без результата, Господи, какой же всё это беспощадный бред и почему я в нем живу?!

*

кстати про ресурс: раньше и регистрацию на какой-то сайт пройти было офигеть затратно, сейчас уже не так. предложила Н. дискорд - через 5 минут я уже там))

(скажу сразу, что копируются цитаты отвратительно, с разнообразными "крокозябрами", а делать "всё нормально" мне лень, так что орфография будет скакать от новой к старой и обратно. давно у меня висят, со второго института еще. интересный факт: я перелопатила буквально все номера "Мира искусства" ради курсовой, главную половину которой забраковали из-за "не слишком интересных размышлизмов". не ценят у нас энтузиастов, ох не ценят... да, я до сих пор злюсь и обижаюсь, как вспомню)
*

"Нам известно, что красота вовсе не есть свойство предмета, подобно, напр., тяжести. Она не живет сама по себе и оживает только при посредстве глаза, который ее воспринимает. То чувство эстетическаго удовлетворения, которое вызывается в зрителе при восприятии какого-либо предмета, мы и называем красотой предмета. Поэтому-то так трудно ее точно определить словами. Она безконечно разнообразна и меняется с веками и народами, и в одном времени и месте проявляется совершенно различно..."

"Искусство и публика" фон Чуди

(до боли предсказуемый пример - Венера Милосская (якобы вечный и универсальный идеал), которая по нашим канонам как-то "тяжеловата", ведь сейчас рулит худоба (которая не для всех достижима и не для всех даже здорова). примеры того, что считается красивым в некоторых африканских племенах, можно нагуглить самостоятельно)) красота - конвенция, други мои, а раз так и раз мы дофига знаем о мире и других канонах - может, договоримся, что "красота в глазу смотрящего", и, чисто ради гуманизма: нет такой обязанности - "быть красивым", нету, впрочем, обязанности "не быть" и "заняться чем-то дельным" нету тоже. разброд, шатание и кто во что горазд, иначе - дышать нечем.)

*

С точки зрения какой нравственности? - гениальный вопрос))

"С ними привыкли совсем особенно обращаться" - Гиппиус о декадентах.

"Мы хотим религии, которая бы освятила, оправдала, приняла жизнь", дух и плоть - равно! А так ведь получается - или отрекись, или знай, что живешь во грехе - вот ключевое, что ничего святого в "мире" нет, грех один... и не надо мне тут ап. Иоанна цитировать! Там другой смысл! "Мир" - это объективация, если угодно. Но всегда есть выходы в трансцендентное...

"... люди нашего времени отчаиваются и гибнут,— иногда сознательно, иногда безсознательно,— потому что нельзя человеку жить без Бога. А Бога мы потеряли и не находимъ. Религіи отреченія, аскетизма, одиночества противится наше углубившееся сознаніе, которое видитъ, что въ природе человеческой, рядомъ съ желаніемъ Бога, лежитъ желаніе жизни; и мы хотимъ религіи, которая-бы оправдала, освятила, приняла жизнь. Религіи не одиночества, а общенья, соединенія многихъ—во имя единаго. Но сознанье наше все-таки еще слабо, и потому мы, хотя и мучительно хотимъ общенья, хотимъ высказать свое людямъ, создатъ святостъ, — не умеемъ слушать другихъ, подать имъ знакъ во-время, спасти их и себя.

Последнія страницы книги Добролюбова говорятъ намъ, что борьба въ человеческой душе кончилась: Б о г ъ победилъ жизнь. Борьба происходила въ одиночестве—и победилъ Богъ одиночества, Богъ аскетизма и отреченія. Въ другой душе, можетъ быть, победит жизнь; но обе эти победы — равно —пораженіе.

Добролюбовъ боролся въ пустыне, упалъ въ одинокаго Бога — и ушелъ.

„....Себя иному жребью обрекаю

За что-то (опять это что-то!) можетъ пострадаю,

И многие не вспомнятъ обо мнѣ.

...На рубежѣ таинственной страны,

Передъ покоемъ вѣчнаго успенья,

Творца молю я съ мыслями простыми...."

„Простыя" мысли, „вечный покой".... И где-же крики и борьба? И руки, с отчаяниемъ протянутыя къ людямъ? Где гимны плоти и крови, святой плоти и крови? Тишина. Вечный покой. Вечное успенье. Смерть. Онъ счастливъ, скажутъ мне, онъ нашелъ. Онъ нашелъ, но не то, что искалъ. Нашелъ "для себя". А "мы", которые ищемъ, хотимъ-ли мы такой правды? Хотимъ-ли Божьей смерти? Нетъ, мы Бога хотимъ. Мы Бога любимъ. Намъ надо Бога. Но и жизнь мы любимъ. Значитъ и жить намъ надо. Какъ-же намъ жить?"

Почему наслаждения детства чисты и невинны, а всех остальных возрастов - нет?) Надоел этот штамп.

Если бы такие люди говорили с нами о Боге... вот как Гиппиус, "верующая декадентка"...

(обожаю это ее фото... русалка, как есть русалка)

*

Мне удивительно, что как будто никто, кроме Перцова, не додумался сделать различия между видами гениев, говоря о проблеме Раскольникова. Ну я еще додумалась) ("Привилегии гения")

*

К сожалению, Розанов не желал видеть несовершенства человеческой физиологии. И если только разное - естественно, то зачем насильственно делать женщин одинаковыми?

"Занимательный вечер" - отвратительная статья, конечно. Такое чувство, что в нем реально разные существа жили. Ну а как может один и тот же человек писать о праве женщины на любовь, хотя бы и "незаконную", осуждать попытки "смирить женщину", и - о благотворности терема, паранджи, бинтования ног? Одновременно практически. То у него женщина - стихия, то - "точка". Я ж говорю, Розанов - пифия, через него разные духи говорят. Добрые и отвратительно-злые, свободолюбивые и похабно-рабские, гениальные и безнадежно-тупые.

Но его "Заметка о Пушкине" - совершенно очаровательна!! (Равно как "Смерть Пушкина" Перцова!) И "Открытое письмо к Д.В. Философову" - восхитительно. Вот есть у нас с Розановым согласие в очень важной точке, за которое я ему могу всё простить. А именно: "оргиазм" (ну, эрос, хотя он обычно употребляет слово "пол", но это по сути неверно) - иррациональное - живое, телесное - священное, божественное. Об этой цепочке и я постоянно говорю, ее постоянно имею в виду, на ней всё у меня держится, в сущности. Святое - это не "отсутствие греха", это то, что "есть", это - огонь. "Общий смех", "ангельское между ними лицо", "чтобы можно было вместе читать" - это это он всё о том же неизреченном эросе, без которого отношения - механика. И я прямо в отчаяние прихожу, когда он постоянно валится в "природу". Так тонко чувствовать и в такую пошлость срываться... эх. Никак не мог понять, что "религия Ромео и Джульетты" - столь же чужда привычному изводу христианства, как и "религии Отца". Это что-то Третье.

(Жан Дельвиль, " Тристан и Изольда")

"Еще о смерти Пушкина":

"Пушкинъ метнулся; Рцы говоритъ: „вѣдь они были повѣнчаны". Я же спрашиваю, гдѣ Богъ и одно?! Совершепно очевидно, что это „Богъ и одно" у нихъ не существовало и даже не начиналось, не было привнесено въ ихъ домъ. Что же совершилось? Пусть разсуждаютъ мудрые. Исторія разсказываетъ, что вышла кровь; трудно оспорить меня, что Бога—не было, и что гроза разразилась въ точкѣ, гдѣ люди вздумали „согласно позавтракать", тогда какъ тутъ стояло святилище очень мало имъ вѣдомаго бога. И, конечно, старѣйшій и опытнѣйшій былъ виновенъ въ неумѣстномъ пиршествѣ, и онъ одинъ и потерпѣлъ."

"К лекции г. Вл. Соловьева":

„Царство Его"— и нетъ Дездемоны, нетъ Офелии, — это очевидно! Но тутъ начинается раздираніе нашего, по крайпей мѣрѣ моего, сердца: я люблю Дездемону! Люблю и люблю! И люблю не тогда, когда она сдѣлается монахиней, а люблю въ привязанности ея къ Отелло, сейчасъ и такую, какъ она есть, безъ покаянія.

Нѣтъ, святые отшельники Фиваиды и Соловокъ, убѣгая въ ледяныя и знойныя пустыни, знали, что дѣлали. Но ...Генрихъ! Генрихъ! Это кричала бѣдная Гретхенъ въ тюрьмѣ, и вотъ, на мѣстѣ Фауста, я ужъ лучше бы съ антихристомъ остался, но эту возлюбленную женщину въ такую минуту и въ такомъ мѣстѣ не оставилъ бы[1]. Просто есть пункты и секунды, и притомъ вовсе не случайные, а вѣчные (принципіальные), когда бѣдное мое земное, а пожалуй даже и небесное „я" принуждается, — и принуждается совѣстью и закономъ ея, — послѣдовать не „царству не отъ міра сего", но „царству міра сего"..."

*

Мережковский, "Лев Толстой и Достоевский" - святая любовь к самому себе. "Любовь к себе и любовь к другим есть одна и та же любовь к Богу." Прекрасная мысль об одинаковой любви к себе и людям в Боге.

"Земная святость" - не то, о чем думает Мережковский, говоря о Толстом, но понятие важное. А он и стиль Толстого раскритиковал, молодец)

"Это безпомощное топтаніе все на одномъ и томъ же мѣстѣ, эти неприятныя повторенія все однихъ и тѣхъ же словъ —„для того,чтобы", „вмѣсто того, чтобы", „въ томъ что то, что", — напоминаютъ шепелявое бормотание болтливаго и косноязычнаго старца Акима. Въ этихъ однообразно заплетающихся и спотыкающихся предложенияхъ—тяжесть бреда."

О да, именно торжество безличия и раздражает в Толстом. Ну и ненависть к эросу - а это как раз потому, что он личный. А он ненавидит всё личное, особенное, всякое "своё" и "для себя", и логично приходит к апофеозу безличия. То есть к небытию. Когда есть ты, есть другой, и у каждого "своё" - вы можете совпасть/подойти/договориться, и будет вам счастье, а главное - будете вы. Может даже "неслиянно и нераздельно". Но когда тебя нет, своего нет, другого нет - ясно же, что ничего нет. Торжествует какая-то безликая масса, да и она - конструкт ума, который сохранил "своё". На деле же - просто ничего нет. Да и бессилие Толстого примирить дух и плоть - всё оттуда же, от отрицания личного, ведь примиряются они и преображаются именно в этой точке.

„Добродѣтель несовмѣстима съ бифштексомъ", — вотъ законъ, такой же рабскій и плотскій, какъ тотъ, который повелѣвалъ умилостивлять ревнующаго, пожирающаго Бога кровавыми жертвами. „Не жертвы хочу, а милости", то-есть милосердія, — говоритъ Господь у истиннаго перваго Предтечи Христова — пророка Исаіи. Богъ не требуетъ жертвы, а только хочетъ милости. Это—уже не законъ, а свобода. Если когда-нибудь люди перестанутъ вкушать отъ убоины, то не потому, что такъ должно, а лишь потому, что такъ хочется, къ этому вольно и неудержимо влечется сердце; не потому, что таковъ будетъ законъ, а потому, что такова будетъ свобода. И міръ идетъ къ этой свободѣ,—къ этому концу."

"И уже никакое исполненіе внѣшняго долга, никакое нравственное действіе, никакая жертва не потушатъ этого огня („огонь пришелъ Я низвесть на землю и какъ-бы Я хотѣлъ, чтобы онъ уже возгорѣлся!"),—этого послѣдняго пожара, въ которомъ долженъ міръ сгореть."

Это будет не конец, а только начало. Кстати, преодоление природного порядка деторождения ровно к тому же относится, к обыкновенной жалости и совести. Но преодоление само по себе рая не создаст, это лишь шаг на долгом, сложном, многообразном пути к очеловечиванию. Не стоит придавать такое значение чему-то элементарному только потому, что сейчас и многим оно кажется "невероятным".

За что я люблю Серебряный век, так это за величайшее дерзновение в последних вопросах. Больше такого нигде не видела.

Преступление Сони Мармеладовой - в том, что она пострадала через меру.

„Страданіе принять?"— Но что-же сделала Соня? Не исполнила-ли она на себе самой этотъ заветъ? Не приняла-ли страданія, не предала-ли себя—до преступленія, противоположнаго и однако равнаго преступленію Раскольникова.

— „Разве ты не то-же сделала? Ты тоже переступила... смогла переступить. Ты на себя руки наложила, ты загубила жизнь... свою (это все равно), Ты могла жить духомъ и разумомъ, а кончишь на Сенной...—Мы вместе прокляты, вместе и пойдемъ — по одной дороге!"

Раскольниковъ нарушилъ заповедь Христову темъ, что любилъ другихъ меньше, чемъ себя; Соня—темъ, что любила себя меньше, чемъ другихъ, а ведь Христосъ заповедалъ любитъ других не меньше и не больше, чем себя, а как себя. Оба они „вместе прокляты", вместе погибнутъ, потому что не сумели соединять любовь къ себе съ любовью къ Богу.

Раскольникову, по завету Сони, „надо искупить себя страданіемъ". Ну, а ей-то самой какимъ еще страданіемъ искупить себя? Не заключается-ли все ее „преступленіе" именно въ томъ, что она пострадала через меру, переступила, „смогла переступить" тотъ пределъ самоотреченія, самопожертвованія, который человеку позволено переступать не для другихъ и не для себя, а только для Бога[2].

— „А что ты великая грешница, — говоритъ ей Раскольниковъ, — то это такъ. А пуще всего темъ ты грешница, что понапрасну умертвила и предала себя. Еще-бы это не ужасъ! Еще-бы не ужасъ, что ты живешь въ этой грязи, которую такъ ненавидишь и въ то-же время знаешь сама (только стоитъ глаза раскрыть), что никому ты этимъ не помогаешь и никого ни отъ чего не спасаешь!"[3]

Когда исполнитъ Раскольниковъ заветъ Сони, — всенародно покается — не „умертвит"-ли, не „предастъ"-ли и онъ себя („я иду себя предавать, самъ не знаю для чего") точно такъ-же понапрасну какъ Соня,— и ничемъ не поможетъ, ни отъ чего не спасетъ, только „омерзитъ себя", по выражению Мити, признаніемъ въ тайне своей такъ-же, какъ Соня себя омерзила. Да какъ и ему, Раскольникову, „пострадать", какимъ еще „страданіемъ"? Не достигъ-ли и онъ предела человеческихъ страданий, не переступилъ-ли за этотъ пределъ?"

"Нетъ, кажущаяся исключительно христианскою, истина преступной мученицы Сони такъ-же мертва, какъ христіанская ложь добродетельнаго палача Порфирія[4]. "Надо пострадать", — это „надо"— все еще древний законъ, а не новая свобода, все еще умерщвляющий законъ, а не воскрешающая свобода, все еще скорбь закона, а не „блаженство'' Христово, ветхозаветная „жертва", а не „милость" Христова. Не путь къ оправданію, а лишь путь отъ одного преступленія къ другому, не большему, не меньшему, а только обратному, отъ убийства къ самоубийству, отъ оскверненія насиліемъ и кровью къ оскверненію слабостью и ложью, грязью („ты живешь, Соня, въ грязи" -— и во время покаянія целуетъ Раскольниковъ "грязную землю"!). Это не разрешение, а только еще большее запутываніе, затягиваніе страшнаго узла."

Не предает ли и Раскольников себя понапрасну? "Надо пострадать" - ведь это все еще древний закон. От убийства к самоубийству - где же в этом благодать? Не надо поклоняться страданию, надо от него избавлять. Культ страдания прекрасен, но бесчеловечен. Последняя безвинность человеческого страдания - вот к чему подошел Мережковский. Он против культа страдания.

Для него, для них религия - не цепи, а крылья. Вот какие люди должны говорить о Боге.

"Да, въ созерцании—„властелинъ", въ действии Раскольниковъ, пожалуй, и въ самомъ деле только „дрожащая тварь". Онъ просто не созданъ для действия: такова его природа, какъ природа лебедя плавать, а не ходить; пока лебедь плаваетъ, онъ кажется „властелиномъ", а только что выйдетъ на сушу, становится „дрожащею тварью". Тутъ не столько слабость духа, сколько иное устройство духа и даже иное устройство тела."

Интересная трактовка. Убийство и самоубийство - равно преступны! Потому поистине поэтична не бледная концовка "Преступления и наказания, а страстные монологи Раскольникова и др.. А чего Мережковский хочет от критиков? От поверхностной веры к поверхностному атеизму - что может быть естественнее?

"Преступленіе и Наказаніе". Такъ озаглавлено произведеніе, такъ доныне и принято всеми. Съ этой точки зрения, (на которой едва-ли стоит, но, кажется, хочетъ стоять, а можетъ быть даже и притворяется только, что стоитъ, самъ Достоевский)—вся трагедія Раскольникова такая-же не сложная, не новая, вечная трагедия человеческой совести, карающей Немезиды, какъ Царь-Эдипъ или Макбетъ. Нравственное равновесие нарушено и возстановлено; преступилъ законъ, и осудили по закону; пролилъ кровь, и кровь отомщена; убилъ, укралъ, и замученъ „эвменидами"—угрызеніями совести, доведенъ до всенароднаго покаянія, до явки съ повинною, и осужден, и сосланъ въ каторгу. Чего-же больше? О чемъ пытать? Не все-ли ясно, просто, не все-ли на своихъ местахъ, какъ во всехъ вековечныхъ, уголовныхъ и нравственныхъ, законодательствахъ, начиная отъ Моисеева Второзаконія: мера за меру, око за око.

Но, если мы не остановимся на этой вывеске, на заглавии книги, почти откровенно, почти насмешливо обманчивомъ и успокоительномъ, если мы вникнемъ въ самое сердце книги — не подымется-ли и у насъ то „язвительное, бунтующее сомнение", которое „вскипаетъ" въ душе Раскольникова въ последнюю минуту, когда уже идетъ онъ „каяться:" ,,Да так-ли, так-ли все это"?

"Все внешнее исполнено, а внутреннее, то-есть самое важное не совершилось, остановилось поперекъ горла, „замерло", умерло, потухло въ немъ. Есть покаяние,—нетъ раскаяния."

"— „Страданіе принять, искупить себя имъ, вотъ, что надо", — говоритъ ему Соня.

— ,,Нетъ. Не пойду я къ нимъ,— отвечаетъ Раскольниковъ. — „Не будь ребенкомъ, Соня. Въ чемъ я виноватъ передъ ними? Зачем пойду? Что имъ скажу? Все это один только призракъ... Они сами миллионами людей изводятъ, да еще за добродетель почитаютъ. Плуты и подлецы они, Соня!.. Не пойду!"

И когда онъ все-таки уже идетъ, то спрашиваетъ себя, должно быть, такъ-же, въ последней тишине и тайне совести своей, въ последней твердыне и свободе разума своего: „а любопытно, неужели въ эти будущие пятнадцать-двадцать летъ такъ уже смирится душа моя, что я съ благоговением буду хныкать передъ людьми, называя себя ко всякому слову разбойникомъ"? И далее громкимм словами негодованія старается онъ заглушить это более страшное, тихое недоуменіе, окамененіе, замираніе сердца: „да, именно, именно! Для этого-то они и ссылаютъ меня теперь, этого-то имъ и надобно... Вотъ они снуютъ все по улице взадъ и впередъ, и всякий-то изъ нихъ подлецъ и разбойникъ уже по натуре своей; хуже того—идиот! А попробуй обойти меня ссылкою, и все они взбесятся отъ благороднаго негодования! О, какъ я ихъ всехъ ненавижу."

И это — лишь за несколько мгновений до того, какъ поцелуетъ онъ грязную землю."

"— „Братъ, братъ, что ты это говоришь! Но ведь ты кровь пролилъ!—въ отчаянии вскричала Дуня.

— „Которую все проливаютъ,—подхватилъ онъ чуть-ли не въ исступленіи,—которая льется и всегда лилась на свете, какъ водопадъ, которую льютъ, какъ шампанское и за которую венчаютъ въ Капитолии и называютъ потомъ благодетелемъ человечества. Да взгляни только пристальнее и разгляди!.. — Но я, я и перваго шага не выдержалъ, потому что я—подлецъ. Вотъ въ чемъ все и дело! И все-таки вашимъ взглядомъ я не буду смотреть: если-бы мне удалось, то меня-бы увенчали, а теперь въ капканъ! — Никогда, никогда яснее не сознавалъ я этого, чемъ теперь, и более, чем когда-нибудь, не понимаю моего лрестулления! Никогда, никогда не былъ я сильнее и убежденнее, чемъ теперь!"

"Совсемъ иное, ни съ чемъ въ старой трагедии не сравнимое, несоизмеримое происходитъ въ Раскольникове: онъ сомневается не въ своем преступленіи, а въ преступленіи вообще, сомневается глубочайшимъ изъ всехъ возможныхь сомнений въ самой сущности, въ самомъ существовании какого-бы то ни было нравственнаго закона, какой-бы ни было нравственной задержки и преграды между преступнымъ и невиннымъ. „У меня тогда одна мысль выдумалась, которую никто и никогда еще до меия не выдумывал".

"Да, Порфирію такъ-же „пріятно", такъ-же сладострастно-смешно проповедывать христіанскую идею страданія своей „жертве", какъ пауку высасывать живую, бьющуюся въ лапах его муху."

За это я бы Дмитрия Сергеича расцеловала))

(лениво) вот только не надо думать, что я топлю за то, что можно старушек топорами рубить и "отцам головы ломать", как господа присяжные подумали в другом произведении ФМ. я, во-первых, чисто эстетически люблю головокружительное "ницшеанство" в "последних вопросах", во-вторых, обожаю, когда поддевают и высмеивают культ страдания, так въевшийся в нашу культуру, что вера во Христа как таковая почти отвалилась, а эта зараза - не хочет ни в какую, в-третьих, для меня проблематична идея наказания, ну то есть я не садистка, я всегда недоумеваю: нафига? вы этим жизнь спасете, человека вернете или что? поэтому я прям в восторге от норвежских тюрем, например.

"В это время Нюша была помолвлена с Владимиром Красовским. Но она была слишком молода, брак ее пугал. "Он смотрит на меня как на свою собственность", - сказала она и отказала Красовскому. Думаю, что это был единственный случай, когда она кому-то причинила боль, и она мучилась этим всю жизнь. Уже перед смертью, в бреду, она звала своего бывшего жениха, чтобы просить у него прощения."

За что??? Навязанное чувство вины за малейшее беспокойство о своих интересах - один из столпов жгс. Нельзя, нельзя сопротивляться, когда тебя кушают, неприлично и эгоистично. Твоя боль - ничто.

*

"Что у меня общего с этими людьми, родными по крови? И этот поток кровного родства, к которому ведь и я принадлежу, - в каком отношении находится он к моему собственному существу?"

Действительно.

*

"Этой зимой я начала учиться у художника профессора Архипова. Хороший колорист - но как он меня обучал? Занавеси в его строгой мастерской задергивались, и я должна была при свете ламп рисовать углем с гипсовых слепков. И я проделывала это ежедневно в течение двух лет! Только во время каникул я могла писать по-своему."

Интересно, а студентов он также обучал?!

*

"Остальные учителя были так равнодушны и скучны, что у них вряд ли можно было чему-нибудь научиться. Среди товарок по классу я не нашла себе подруги, хотя очень этого хотела. Умные презирали меня за мои выходки, потому что, стремясь оживить скучные уроки, я выдумывала всякие дурачества, которыми другая часть класса, напротив, очень восторгалась. Так я все глубже погружалась в свои грезы. Я ненавидела эту гимназию, которая крала у меня мое время."

А сколько времени украли у меня школа, работа, институт, эх…

*

"Я открыла книгу, уже несколько дней лежавшую на моем столе непрочитанной, - знаменитый "Дневник" художницы Марии Башкирцевой. Эта молодая девушка из русской дворянской семьи жила в Париже и писала по-французски. Она начала дневник 15-ти лет и вела его до самой смерти в возрасте 24-х лет. Эта душа, до краев полная восхищения перед самой собой, была собственно чистейшим порождением эгоизма и себялюбия.

Да что в этом плохого?

Но этот эгоцентризм, который у всякого другого производил бы отталкивающее впечатление, у нее завораживал интенсивностью и искренностью переживаний ею своего Я и прелестью литературного стиля. В этой душе, так рано сжегшей свое тело, угадывается Люцифер - владыка желаний."

Терпеть не могу, когда пинают Башкирцеву. Да и не треснет ли ничего у Люцифера - все желания ему отдавать? Что тогда от человека останется?

*

"Как-то раз я сказала художнику, обучавшему нас чисто натуралистической живописи: "Какой смысл повторять то, что уже существует? Должно появиться совсем новое искусство, открывающее никогда не существовавший мир, его-то я и хочу искать".

(Маргарита Сабашникова, "Архангел Рафаил")

Он ответил, что с моей стороны это просто заносчивость - хотеть чего-то иного помимо того, чего уже достигли наилучшие."

Символизм!!! Она чувствовала!! Но прославились на этом поприще опять мужчины, как всегда…

"Репин был очень немногословен, но он несколько раз хвалил мои эскизы с натуры. Но когда мы занимались свободной композицией на заданную тему, я получала самые низкие отметки. Эти работы не обсуждались, и я не понимала - что именно ему не нравится в моих далеких от натурализма эскизах. Как-то раз я написала группу крестьян по фотографии и получила высокую отметку. Это заставило меня задуматься."

Знакомо - учителя гнут свою линию((

"Я действительно перестала понимать, зачем я занимаюсь живописью, что может моя живопись дать миру. ... И внезапно мои занятия показались мне совершенно бессмысленными, а я сама - просто тунеядцем. Чем я могла оправдать перед народом привилегию заниматься свободным искусством?

Не хватило уверенности художников-мужчин, эх…

В подавленном состоянии я поехала домой на Рождественские каникулы. Никто не мог помочь мне в моей беде. И тогда я подумала о Толстом."

Их встреча - прям одно из любимых мест в ее мемуарах, такой фейспалм))

"Но я хочу, чтобы мое искусство служило народу. Это и есть мой вопрос: как могу я своей живописью служить человечеству?" Толстой ответил: "Я теперь большей частью не даю никаких советов, потому что меня неверно понимают. Но я верю, что Вы действительно серьезно спрашиваете, и я - Вам отвечу. Вы должны отказаться от своего образа жизни, образа жизни девушки из состоятельной семьи. Искусство - плод любви, оно родится из любви, как человек родится из любви (???), вносит в жизнь нечто новое и преобразует ее. Вы должны отказаться от своих денег, жить с народом и работать, как любая крестьянка. Если же Вы будете жить во лжи, в которой живут все богатые .люди, сможете ли Вы понимать, что нужно народу? Вы как будто сидите наверху башни и на ниточках спускаете оттуда вещички, которые внизу совсем не нужны. Это несправедливо - жить иначе, чем живет большинство человечества.

А сам-то)))

Ничего хорошего из этого не может выйти. А картины писать, между прочим, Вы можете для отдыха, как играют в шахматы".

А у большинства человечества есть досуг?! Особенно у женщин?! Он реально местами чушь порол.

Я спросила: "Но если хочешь действовать через искусство, то ведь надо в нем совершенствоваться. Разве истинное искусство не действует на простое человеческое чувство? Сегодня в Третьяковской галерее я видела двух крестьян перед картиной Врубеля "Хождение Христа по водам". И я слышала их разговор". Только я хотела передать прекрасные слова этих крестьян, как Толстой сердито прервал меня: "Вот это и возмутительно, что наши образованные художники преподносят народу такой вздор. Они изображают Бога в образе старика, малюют всевозможные чудеса и суеверия, которые портят Евангелие, как ложка дегтя бочку меда. Вы читали мое Евангелие, Евангелие в моем понимании, очищенное от всей этой мистической чепухи?" - Пришлось признаться, что я с ним не знакома. - "Так прочтите", - сказал Толстой. Я не верила своим ушам. Как надо понимать Евангельские чудеса - я не знала! Однако я чувствовала, что именно в мистическом и чудесном содержании Евангелия - существо христианства, а не в моральном учении. Как можно просто вычеркнуть все это? Хотя в то время я не могла бы выразить все это в мыслительных понятиях, но для меня было чем-то само собой разумеющимся; что всякое земное преходящее явление имеет свой вечный духовный прообраз, и поэтому "старик с бородой" - как символ творческого производящего начала, начала Отца, действующего в нем, - может служить образом правдивым и действенным.

Я смотрела в глаза Толстого, сверкавшие сквозь густые брови, как глаза Пана сквозь лесную чащу, мудрые, как сама природа. Я чувствовала величие его личности, силу истины, которая в нем жила. Но слова, которые я в этот момент от него слышала, казались мне наивными, даже глупыми. Это противоречие для восемнадцатилетней девушки было непостижимо и невыносимо. Душа у меня разорвалась надвое. В этот момент графиня вошла в комнату. "Конечно, - сказала она, - Лев Николаевич советует Вам бросить искусство. Не слушайте его, он также и против музыки, но я не позволяю отнять у меня музыку. Если я не поиграю на рояле, мне в тот день чего-то не хватает".

Толстой встал и попрощался. Графиня, провожая меня по лестнице, спросила: "Как Вы нашли его? Он так слабеет. Я очень о нем беспокоюсь. Я стараюсь питать его получше и велела все кушанья варить ему на курином бульоне. Но он не должен об этом знать. Он думает, что он вегетарианец".

АААААА!!!!!)))

Я пришла домой совершенно разбитая. Душевное потрясение выразилось в сильных физических болях во всем теле, так что пришлось лечь в постель."

*

"Растревожившие душу вопросы уже не отпускали меня. Проблемы искусства и социального устройства вели меня дальше к более глубоким вопросам о смысле жизни вообще. ... И хорошо, что мне пришлось самостоятельно разбираться в этих проблемах. Я была рада позднее найти у Соловьева подтверждения моим собственным мыслям. "

*

"Живя в Петербурге, я несколько отошла от нашего семейного уклада. Если я прежде видела в своей матери идеал и безусловно ею восхищалась, то теперь я на все смотрела критически

Лето мы все вместе провели в Финляндии, в Ловизе. Там мне пришлось жить с ней в одной комнате и эта натянутость обострилась. Она требовала от меня чувств, которых у меня не было. Да и из какого источника могла я тогда почерпнуть любовь, когда я отчаивалась в самом смысле жизни! Она осыпала меня упреками и устраивала сцены. Бедная мама! Страстностью и деспотизмом своей любви она постепенно достигла только того, что испортила нам, даже моим кротким кузинам, наш домашний уют..."

*

Среди всевозможных машин и, зрелищ все время преследовали меня вопросы о смысле всей этой культуры и о смысле жизни вообще. Или существует реальный духовный мир, который я могу познавать также ясно, как математические истины, или же все в мире бессмысленно и такие слова, как "добро" и "зло", "красота и безобразие" - только условные фразы."

Ну есть и третий вариант, где духовный мир – все же не математика. Тем он и отличается от материального. И таки да - добро, зло, красота, безобразие - во многом именно условны, конвенциональны, посюсторонни.

Но именно это и привлекло ее в антропософии - декларация "математического" познания духовного мира. Что меня, напротив, отталкивает. Вот именно систематичность этого учения и напрягает. Но главное, что ей это подошло.

Но снова всплывал вопрос: "Откуда же у меня понятие о человеческом достоинстве, откуда я его взяла? Если человек - только частица механической природы, то почему жаждет он того, чего в природе нет? Откуда у него эти вопросы?" Как-то я спросила отца: "Для чего мы живем?" - "Для других, - ответил он, - потому что мы их любим". Этот ответ не удовлетворил меня. Значит, подумала я, и он только из жалости к нам не уходит из жизни."

*

"Теперь я уже не старалась рассудком обосновать жизнь, но в самом переживании искала коснуться ее истоков. Я доверилась чувству. Искусство доказало мне, что чувство вовсе не должно быть только субъективным."

Именно.

"Благодаря углублению в чистый мир красок и звуков я стала восприимчивой к впечатлениям иной реальности."

(Маргарита Сабашникова, автопортрет)

"Судьба послала мне тогда "Мысли" Паскаля. Паскаль и Соловьев - две колонны ворот, открывавших мне путь к новому пониманию христианства. Я была глубоко счастлива; мысль больше не противоречила вере."

Где же теперь ее работы... что приятно в ее книге - она нигде не пишет о себе как о женщине, только как о человеке. Нет этого "могу, потому что женщина или не могу, потому что женщина". Есть некоторые фейспалмы, но в общем и целом ей повезло, ее эта зараза не коснулась. Правда, чувствуется, что она не совсем все же откровенна, редактуры было дохрена. То ли в ней какая-то эмоциональная холодность, то ли она не пишет откровенно о своих чувствах. Множество табу, конечно, чувствуется.

*

"Соловьев Ее не называет; Александр Блок же называл ее "Прекрасной Дамой" и позднее искал ее в эротически земном. И черты Ее исказились. Поэтому в его страстных стихах, всегда неимоверно богатых ритмом и музыкой, овеянных снежными вихрями и дышащих неизмеримостью русских просторов, звучат отчаяние, одиночество, даже цинизм."

А это отражение его отношения к эротике. Не потянул.

В Сабашниковой для меня родное то, что в искусстве и культуре она видит нечто божественное.

"Через Соловьева мне открылся сознательный путь к христианству. Но в его аскетических идеалах я не видела средства преображения современной культуры."

*

"В то время в Париже она (Минцлова) явилась мне как некая фея, могущая ответить на вопросы, которые меня мучили. С полным доверием я отдавалась ее руководству. Ее расположение ко мне было моим счастьем, рядом с ней все, что во мне только тлело, как будто вспыхивало ярким пламенем."

Повезло...

"В это блаженное время я получила письмо от матери из Цюриха. Алеша должен был там готовиться к экзамену по техническим наукам, и она хотела, чтобы я его "опекала"!

АААААА!!!

*

"А во втором (Макс Волошин писал): в Китае есть закон, что человек, спасший другому жизнь, принимает на себя ответственность за его судьбу; также и я не имею теперь права его оставить, но должна делить его судьбу. Этими строчками я была тронута и в то же время испугана. Значит, наша дружба - нечто большее, чем мне казалось. Я приняла это просто, как свой долг, не отдавая себе отчета - достаточно ли того, что я могу ему дать, для соединения нас на всю жизнь?"

Во-первых, это манипуляция и шантаж. Во-вторых, что с ней? Она асексуальна? Не распознает эмоции? Наивна? Очень интересно.

Тем не менее, Волошин хорошо к ней относился, был весьма удобным мужем для нее.



Даже согласился на брак без секса (похоже, она таки асексуальна). Она же, в сущности, вышла замуж, чтобы обрести свободу от семьи - так поступали тогда многие вольнолюбивые и талантливые девушки, в том числе Софья Ковалевская и Вера Фигнер.

*

"Мир был такой загадочный и чужой! Я не находила своего пути, и, хотя для себя лично уже приняла реальную духовность мира, все-таки в основе оставалась неудовлетворенность. Брат в то время находился в состоянии глухого отчаяния ... жизнь для него не имела цели."

У меня было подобное, учитывая условия моей жизни, это странно. И сейчас есть, но в вялотекущей форме. Все же сейчас важнее самосохранение…

"Мережковский со своей женой поэтессой Зинаидой Гиппиус и с их другом Философовым тоже были в то время в Париже. Когда мы с Максом рассказали им о присутствии Рудольфа Штейнера, они пожелали познакомиться с ним. ... Об этом вечере, который мог бы стать для нас праздником, я вспоминаю с ужасом, так как Мережковский явился с целым грузом предубеждений против Рудольфа Штейнера. Зинаида Гиппиус, восседая на диване, надменно лорнировала Рудольфа Штейнера как некий курьезный предмет. Сам Мережковский, очень возбужденный, устроил Рудольфу Штейнеру нечто вроде инквизиторского допроса. "Мы бедны, наги и жаждем, - восклицал он, - мы томимся по истине". Но при этом было ясно, что они вовсе не чувствуют себя такими бедняками, но, напротив, убеждены, что владеют истиной. "Скажите нам последнюю тайну", - кричал Мережковский, на что Рудольф Штейнер ответил: "Если Вы сначала скажете мне предпоследнюю". - "Можно ли спастись вне церкви?" - слышала я крик Мережковского.

Они такие лапочки)))

Пророки...





Мережковского, кстати, Репин набросал, очень... вдохновенно! На фотографиях он не такой яркий. А Гиппиус на фото всегда очень разная.

В ответ Рудольф Штейнер указал на одного известного средневекового мистика, осужденного церковью, как на пример человека, вне церкви нашедшего путь ко Христу...

Рудольф Штейнер никогда не уставал отвечать на вопросы. Поэт Минский подошел к нам и, указывая на голову египетской царевны Таиах, спросил: "Что означает улыбка сфинкса?", на что Штейнер ответил: "Сфинкс смотрит в далекое будущее, когда трагедия будет побеждена".

Оо, хорошая заявочка)) Серьезно.

/2008, 2016-17 доп. /

Но особенно меня зацепило о Розанове! Я еще раньше сомневалась: читать/не читать, я же в корне с ним не согласна. Ну, насчет культа размножения, разумеется. Но теперь решила – читать. Ведь важно в нем вовсе  не решение проблемы пола (решения у него нет). Важно то, что каждое его слово – живое чувство души, важно, что он искренне каждое свое ощущение «выговаривает». Это ценно и редко. Стиль - потрясающий, самый живой из известных мне. Правда, есть в этом и минусы – он не центрирован духовно, откуда и вопиющие противоречия, а местами бессовестность и беспринципность. Мне непонятно, хотел ли он вообще решить поставленную им проблему или вот так и мотаться по волнам эмоций? О, он мыслил совсем не так. Проблему он фактически решил изначально, он чувствовал это решение, оно внутри сидело и прорывалось – а выговорить точно он не мог, потому что оно реально невыговариваемое. Отсюда много глупостей, да, как и в любом откровении. Но иногда и настоящее прорывалось, причем в изумительной форме. Но был он иногда и удивительно холоден, рационалистичен, вот как когда говорил о Достоевском, о "Великом инквизиторе", это все такое натянутое… Но все же если его читаешь – это будто с ним живым говоришь, очень интересно, захватывающе. Вот что талант животворящий делает) и не согласна, а все равно читаю с удовольствием))

Розанов – сам по себе очень сложная, интересная личность: «я не нужен», «везде немножко один» - а проповедовал часто распыление личности. Кажется, он бесспорно любил Бога и Божий мир (упорно не видя, что нифига он не Божий), а Христа… Ну как минимум не понимал, с недоумением каким-то относился. Ага, а кто понимает? И вот именно насчет безбрачия – кто? Может, я немножко, да и то не факт. А так как он не понимал Христа, то и стыка между плотью и духом у него не было, а пропасть и сплошные метания. Не, ну он-то думал, что есть, вырисовывалось же что-то, и тут же на корню рубилось пошлым родом – ах, природу надо оправдывать, тьфу… Но в этом не он виноват, а создавшие «темный лик» Христа – это не Розанова выдумка. И те немногие, кто и сейчас пытаются соединить дух и плоть, они, большей частью, не на образ Христа опираются, сколько угодно светлый, а на Дух уповают, который «откроет всё».

Конечно, очень он ошибался, стягивая всю жизнь к «личной», т.е частной. «Сидеть дома и ковырять в носу» - даа? А если дома нет? А если работы нет, есть нечего? А если родственника посадили ни за что? Нельзя частное отрывать от общественного.

Он многого не понимал, многое путал и мешал (семья – строго говоря, вовсе не жизнь личности, личное и частное – не одно и то же), но некоторые догадки, чувства его, протесты – это гениально. Надо почитать.

Что меня особенно с ним роднит, так это – протест и упрек. Но мой упрек – не Христу, а церкви, и я не мечусь. Разорвала с «традицией» и обыденностью в религии раз и навсегда. А для него проблема была не в традиционности, а в ее типе. «Плоти» ему было мало)

Удивительный был человек, даже когда явную ахинею писал – о Христе ли, о евреях… Его даже упрекать рука не поднимается – частью женщина, частью ребенок, у него, кажется, и мужество-то – лишь в протесте, и то он часто виляет… Ммм, да я тут бессознательно транслирую и сексизм и эйджизм , обалдеть.

Очень трогательное впечатление он производит – хотя бы когда просит скарабея потрогать, боится брать домой щенков, чтобы жена не заругала…)  Вот снова, 2-3 сценки – и он живой. Кто там сказал про ее книгу  - «живые маски»?! Неправда!

Мне очень дороги его мучения на тему пола, Бога, Христа – они ничего не решают, но кое-что проясняют, освещают, помогают осмыслить. Да и просто стоишь в изумлении: какой человек. И как снова дискредитировали себя христиане – обрадовались, когда у него начался приступ антисемитизма, заявляя, что это – поворот ко Христу (!!!) Поздравляю, значит, скинхеды – истинные христиане, а я-то не знала… Нет бы сказать – как можно, Он всех любит. Неет, куда нам! Радовались больше евреев, когда те читали его нападки на Христа!

Главное в нем, конечно, что он проблесками чувствовал великое. Именно проблесками. О да, он – классическая пифия. Дремлет-дремлет, бредит-бредит, но вдруг раз! – как будто на мгновение высший и светлый дух завладел им и пытается передать, что… но нет, вновь им завладевают духи низшие и пошлые, и говорят через него оскомину набившее… Да не дух завладевает, нет, светлые духи не владеют – будто бы душа его вырывается на мгновение из вязкой сырости и тумана, летит к чему-то высшему, уже почти видит истину – но тут же  падает обратно.

Женственно (да задолбала ты уже!!), неопределенно, но иногда даже и так: «Душа восстанет из гроба… и переживет, каждая душа переживет, и грешная, и безгрешная, свою невыразимую «песнь песней» - вот это меня в самое сердце! Вот тут я с ним! А хрен бы ты это сказал, не будь «холодного» и «темного» Христа!

Розанов умер в 1918 году, практически - от голода. Умер, как истый православный, даже шапочку какую-то священную на него надели (дело в Сергиевом Посаде было). Но «что могла шапочка изменить, да и зачем.» Впрочем, незадолго до смерти Розанова стали посещать гениальные мысли и насчет христианства тоже, до него как будто что-то дошло. Но шапочка тут точно ни при чем)) Вот это у нее – потрясающий очерк, кажется, самый лучший, самый ценный, самый духовный.

О бедственном положении интеллигенции во время революции. С точки зрения пролетария. Я тут с собой не слишком согласна. Конечно, я вовсе не считаю, что необходимо было устроить непременно духовный гнет, чтобы «поднять страну». Но насчет материального – катастрофа не из-за революции, а из-за войны. Ну, вообще-то - нет. Они[1]-то привыкли – даже если война, и кафе тебе, и пирожные… А тут раз – и нет ничего! А как иначе – экономику-то запретили. Уравняли в нищете и рабстве. Мечта о Франции, Париже: там есть всё. Но не для всех. Ну не до такой же степени) а тут – ничего вообще, там – хоть что-то. Они считали, что если у них ничего нет, то и Россия страдает. «Хлеба нет и не будет». А до этого она не страдала? А народу-то лозунги большевиков, да и дела, до определенной степени, нравились. На это были причины, но это не значит, что народ полностью прав. Я это к тому, что вот умирает в жуткой нищете Розанов, практически от истощения, и это его жалобное «пирожка бы… творожка бы…», топится от безысходности изнеженная жена Сологуба… Очень жаль, очень. Но чем они лучше многих других голодных и утопших из народа? Вот где главный вопрос! Ведь если даже они  и талантливы, а некоторые и гениальны, определенный достаток ведь должен быть у всех. На это имеют право все. И я постоянно говорю: да, ужасно, что Мережковский сидел замерзший в женской кацавейке и радовался куску хлеба. А вы почитайте там «Бедных людей», что ли, «Униженных и оскорбленных», вот там особенно про Нелли. Это вот всё не ужасно?..

Я это оставила, потому что… Да, сейчас бы я так не написала, но и от тех слов отказываться было бы бесчестно. Да, достаток, чтобы хоть пирожок съесть, должен быть у всех, но сейчас, конечно, мне все-таки особенно жалко интеллигенцию, творцов, мне они особенно близки, и да – для меня имеют особую ценность. Но это я писала тогда, когда пирожки мне были не слишком доступны. Я даже поесть не могла то, что хотела. Сейчас, слава Богу, хотя бы приличное питание и хороший гардероб, вот и отошла от левого радикализма, хотя все-таки не классический либерал, все-таки левый, при классическом либерализме я от голода сдохну, ну или от переутомления. Просто забавно даже над собой наблюдать – как меняется угол зрения в зависимости от того, в каком положении находишься лично ты, и даже я))) Ну, угол углом, главное – совесть не терять. Пусть я даже откровенно считаю «аристократов духа» выше и достойнее остальных – все же это не повод держать остальных в нищете и невежестве. Тем более, что "аристократы духа" нередко появляются из "массы", а отделять пшеницу от сорняков - это дело прямо не человеческое, а Божье. А к большевикам мое отношение изменилось в том числе и потому, что почитала про их дела чудные. Самообразование - великая вещь.
На самом деле, в политическом спектре я очень даже слева, но большевиков терпеть не могу. Слева в смысле социальных гарантий, а либерал - в смысле прав человека и личной свободы.  Мне очень близок интерсекционализм.

/2008, 2016-17 доп. /

Весьма и весьма. Как обычно, по цепочке захотелось почитать тех же Розанова, Сологуба, можно и Брюсова для разнообразия. Сологуб обалденный (сужу лишь по нескольким стихам и сказочкам, и рецензиям к романам), а Розанов почти гений (вот его читала много))!! Вот читаешь такое – и возникает чувство зависти. Ведь общались же люди с себе подобными, а я? Караул, помогите… Найти можно, общаться сложно) мы такие – сложные))

Правда, о Блоке мне не особо понравилось. Может быть, именно потому, что «нет оценки», а я обожаю всех и вся оценивать, осмысливать и т.п. Ну ничего, свои-то выводы могу сделать.

Потом, показалось, веет мертвоватым эстетством. Но если так посмотреть… Да, записи ее, все, холодны.[1] Но такова уж ее натура. Но в принципе эта разбросанность, простота, без надрывов, даже когда речь идет о трагедии – интересны и симпатичны. И читать приятно. Есть весьма умные мысли. Но когда «нет оценки», у нее порой доходит до релятивизма, и это плохо. Не знаю, согласилась ли бы я с этим, если перечитать сейчас – есть ли релятивизм, и насколько он плох… Розанову, видите ли, всё можно, к нему неприменимы человеческие мерки. Да смотря какие. Понять, оправдать можно всех, но это не значит еще вовсе, что все правы и никто не виноват.

Для этих записей характерно хаотичное смешение случайных отрывков встреч, быта, и тут же – кратких характеристик, небольших отступлений. Это интересно, и вовсе не думается, что это нарочно и надуманно. Это не «спланировано». Это ведь только критики, да и то не особо талантливые и очень скучные, начинают оценивать стиль, говорить умные вещи об использовании эпитетов и прочих художественных средств… Как раз писателя, когда он пишет, это волнует меньше всего, он – просто выражает себя. Он не станет считать, сколько раз употребил такое-то слово.

Читаешь про Блока, кажется – ну мало рассказывает, ну мелочи ведь и не совсем нужные подробности, а вот 2-3 мелкие черты – и он весь как живой… Особенно в этом: «Как же… мне теперь… Митьку воспитывать?» А как может ребенок воспитать ребенка?.. И особенно в этом: «Как же… мне теперь… России послужить?» Творчеством, как еще-то. Ясное дело, что как человек мне больше нравится Блок, чем Белый[2] (ну у него и фамилия… действительно, не звучит: поэт Боря Бугаев…) О неверности последнего удивительные вещи писал еще Бердяев. Ай, Блок тоже хорош, и с женой отвратительно поступил, и вообще женщин за людей не считал, ну время такое… но все равно противно.  Возможно, З.Г. не проникла в суть Блока, да она и не пыталась, но что местами как живой – это точно. А в суть никому и не проникнуть, кроме Бога. Поэт Блок местами мне нравится, особенно его так ненавидимые «Скифы», да и «Двенадцать» - очень даже ничего. «Скифы»?! Мне?! Сейчас напротив, разве что ранние стихи, больше ничего. Да я его мало читала, что уж там.  

И остальных следует почитать – возникло желание просмотреть поэзию,  да и прозу, в особенности, Серебряного века. Удивительные вещи писали. Нужно еще осмыслить его культ Прекрасной Дамы, а это на самом деле сложно. Да что там сложного… классический «Другой» - не оправдавшая надежд мадонна у Блока превращается в блудницу, плюс – проекция собственного падения, ну как он его понимал. Не то, что бы «трудно встать перед собой на колени» - напротив, легко, многие так и делают: я, я, мой пол, моя нация, моя религия, мой класс – и больше ничего. Нет, трудно понять, что такое «женственность» и что в ней такого хорошего. Думаешь, они сами понимали? Просто неотрефлектированные предрассудки, возведенные в «мистику». Ведь это не родовое поклонение Матери-Земле, а куда более духовный и утонченный культ Красоты… (да-да, объект и все такое, мужской красоты нет же) и чего-то еще... Но чего? И почему красоты? Разве нет мужской красоты? Или в каждом красивом мужчине есть что-то от женщины? Неа, просто женщины-субъекта не было, вот и они и напридумывали. Сложно. Нужно почувствовать. И понять смысл.

Бердяев писал не только о холодности Гиппиус, бесспорной, но также и о некой «змеиности». Тут я в корне не согласна – не вижу. По-моему, это был обычный страх мужчины перед умной и независимой женщиной, которая никому не «служила», не угождала, не гнулась в три дуги, не была ничьим зеркалом, ничьей жертвой, просто была собой, не стараясь быть «женственной» и не испытывая по этому поводу чувства вины. Страх и чуточку неприязни. Если у кого из моих знакомых писателей и есть «змеиность», так это у Набокова. Я не знаю, как в жизни, в общении, но в писаниях З.Г. змеиности нет совсем. Даже когда с ней не согласен – читать ее явно не противно. Приятно отсутствие всякой витиеватости, «красивости» в стиле, а равно и насилия над собой, притворства. Холод ее естественный и совсем не злой.

Сразу же в душу запали ее: «но быть, как этот купол синий… склоняться любящей пустыней над нераскаянной землей», и еще: «мертвый ястреб – душа моя». Это гениально хотя бы по самораскрытию, а кто будет спорить, тот мне не товарищ. Но больше всего вот это: «мне нужно то, чего нет на свете» - в точку просто. Кто-то написал, что она не из тех, кто слышит «иные звуки», а из тех, кто знает, что есть такие люди, слышащие, и тянется к ним, и мучается… Нет, она тоже слышала.

И я что-то слышу (вернее, чувствую) с детства.

просто Розанов гораздо, гораздо архаичнее. Ведь для него секс тоже нуждается в оправдании, любовь не самодостаточна – всё ради размножения должно быть, иначе это «мастурбация», так и говорил, да. И для него любовь «истощалась», если выражалась телесно, она как бы «перетекала» в детей. И любовь по ту сторону он представлял как вечную бесплотную «влюбленность» (но чаще вообще никак, но это тут неважно). Конечно, Мережковский, у которого нет-нет, да и промелькнет оправдание любви самой по себе, и Гиппиус, тосковавшая по «огненной чистоте», с ее вечным «не то» - мне гораздо ближе. Они хотели, но страдали от невозможности желаемого, а Розанову было ок так, как есть. Хотя, конечно, и он порой "заговаривался", и говорил о том, чего не только никогда не было, по крайней мере в массовом порядке, но и быть не могло. И не может. За эти мелкие оговорки и люблю. Например:

Ух ты, Розанов зажигает («Афродита-Диана»): «материнство, даже от всякого, - прекрасно; но «супружество» несоизмеримо утонченнее и труднее материнства, несравненно его метафизичнее.» «Труднее» в смысле «труда», «тяжести»? Нет! В смысле дара и невозможности!

Но увы, опять свернул на материнство, в котором ничто не разрешается, а только уничтожается и запутывается. Милосердие, забота, служение – всё это должно быть в паре. Тогда она хотя бы приблизится к «безгрешному греху». А эти знаменитые гоголевские супруги – они ж бездетные были. Так что, получается, что Пульхерия Ивановна «грешила» без всякого «искупления», без «оправдания» рождением) И вообще, все знаменитые влюбленные, архетипы, так сказать - бездетны. Соловьев с Бердяевым заметили, спасибо им большое. Потому что не в этом смысл любви. Розанов, как и его «благочестивые» оппоненты, не понимал, что любовь оправдывать не надо, она самоценна. Семья не выводит из круга, в семье нет метафизики, нет «тайны». Святость – не там.[1]

А мне сегодня весь день было так пусто... Сама по себе пустота вроде легкая, но наличие ее тяготит. И холод, конечно. Сегодня у нас +2 и солнце - не люблю свет, который не греет. Зачем он?..

Мучилась - чего бы почитать, разбавить Мережковского. Открыла "Опавшие листья" Розанова, хотела прочитать хоть конец второго "короба", которого почему-то не было в скачанном год-два назад тексте... и - как будто вовсе никогда не читала. Начала заново. Настроение было под стать, да и вообще - удивительный писатель. Живой и непосредственный, как никто. Порой пишет откровенную чушь и бред, но тут же, вслед за этим - глубочайшие мысли и прозрения. Даже несмотря на "родовую" направленность - все-таки у него первичен именно пол. И плоть.

***

А потом, как приехала - сразу творить! Начала потихоньку разгораться... И сама вижу: ого, какая у меня сублимация пошла: страсть, огонь, даже какое-то кокетство в тексте...

Эх, а хочется - РЕАЛИЗАЦИИ. Интересно, а счастливая личная жизнь не ослабляет творчества? По нашей теории - нет.

***

Как же верно сказано: не заботьтесь о завтрашнем. Ведь даже не знаешь с утра, каким будешь вечером! Я снова думала: сегодня точно - хочу молчать. А нет!

"Богу слава за то, что дает жить сегодня и здесь."
***

Еще появились мысли о "моем" и "не моем", о любви и эгоизме. Не так все просто, знаете ли... Смогу ли выразить?.. Полюбить иное, "не свое"? Оно верно, но в какой степени? Разве я, такая, как есть сейчас, могу полюбить... скажем, православного фанатика, повернутого на деторождении и милитаризме? Оно конечно, говорят, что любовь зла, но это больше про страсть, внезапную и необъяснимую похоть. Или про глупую, слепую влюбленность, творящую кумира, живущую в иллюзии. А между абсолютными противоположностями не может быть истинного брака. Вспомните про "франтскай".

Вот у Розанова - исступленность темой рода. Не мое. И как полюбить?! Но вот, допустим, у Бердяева - такая сила духа, смелость, вечное горение - чего у меня нет, значит - не мое, но меня это притягивает, мне хочется это иметь или, по крайней мере, почитать человека, у которого эти замечательные качества есть. Я могу стремиться к иному или полюбить иное только если уважаю это, считаю ценным, то есть - все-таки в НЕКОЙ СТЕПЕНИ это родственно моему духу... Полюбить иное - значит обогатить и расширить себя. Это ни в коем случае не означает всеядности или нивелирования себя, своего... Как-то так.

"Нет, не иное, а несхожее. Разные качества, согласитесь!
Да, вот такая постановка раскрывает проблему. Я не говорю о крайностях и инавокости, просто не могут быть похожи двое как две капли воды со всеми вытекающими последствиями вроде плохого понимания... Мы не вода, а люди, хотя, понимание не от родственности, как я сегодня понял, а от стремления понимать! "[1]

***

Главное - не буду больше предавать и разрывать себя, это никому не интересно...

***

Кстати, сегодня посмотрела: так и есть - "Задумчивый странник" - это часть воспоминаний З.Гиппиус о современниках, там еще про Блока, Сологуба, Брюсова... "Живые лица". Я читала, но у меня книга только в бумажном варианте. Да, про Розанова у нее получилось очень хорошо - четко обрисовала все его противоречия, но с пониманием, без малейшего осуждения... И он, разумеется - как живой перед глазами. Но сейчас я читаю его самого - это нечто. Что главное - под конец жизни он временами начал понимать христианство. Не просто возвратился к старому, бытовому (это внешне), а именно начал прозревать нечто существенное и немногим понятное...[2]